На театральной карте страны Челябинск пока не занимает важного места. Но, возможно, уже совсем скоро эта ситуация изменится, поскольку в городе работают энтузиасты своего дела – артисты, режиссеры, художники и просто неравнодушные люди. Одна из них – актриса Молодежного театра Екатерина Солнцева. За изящной внешностью тургеневской девушки скрыт волевой характер, помогающий ей проявлять в своих ролях талант, вкус, стиль. Голос-колокольчик – еще один ее козырь, а ведь наверняка найдутся и другие в ее профессиональной колоде.
– Вопреки стереотипу о суровости жителей Челябинска, в вашем городе очень активная культурная жизнь.
– Да, многие удивляются, что в Челябинске большое количество государственных театров, есть и Академический театр оперы и балета. Не все регионы могут этим похвастаться. Открываются также любительские и частные коллективы (недавно режиссер Александр Черепанов открыл «Mini театр»: они активно завоевывают зрителя, только что съездили на фестиваль «Коляда-plays»). Я уже 5 лет работаю в Молодежном, и есть ощущение, что все больше и больше растет заинтересованность и потребность города в культурной жизни. В основном на пустые залы не играем, хотя, конечно, всякое бывает.
– Вы-то наверняка с детства соприкоснулись с искусством, поскольку родились в театральной семье. Была ли у вас хотя бы теоретическая возможность выбрать не творческую профессию?
– Несмотря на то, что я практически выросла в оперном театре, я была внутренне далека от того, что когда-нибудь стану актрисой. Эта идея стала оформляться в голове уже в старших классах. А так я очень любила рисовать. Буквально пару дней назад, разбирая свои детские рисунки и вспоминая свой досуг, я поняла, что рисовала каждую минуту, даже на уроках! Но почему-то вместо художественной школы училась в музыкальной: папа хотел, чтобы я осваивала фортепиано. Очень жалею, что меня приходилось заставлять заниматься музыкой из-под палки, потому что сейчас мне не хватает навыка игры с листа.
Что касается театра, то для меня он всегда был сильным местом. Мои детские впечатления – я стою за кулисами, слышу музыку, пение… Это меня очень трогало. Благодарна судьбе, что много времени проводила в театре, потому что там я научилась понимать, в частности, классическую музыку. В определенном возрасте возникло желание заниматься именно драматическим искусством, хотя пела я с ранних лет. Сейчас вокал – отдушина для меня. Я очень долго ждала музыкальный спектакль, и наконец это важное событие случилось: в прошлом сезоне я сыграла в «Дюймовочке» заглавную роль.
– Читала, что ваш отец хотел, чтобы вы стали балериной.
– Я много времени проводила в оперном театре, а там была балетная студия для детей. Туда меня и отдали. Папа и мама небольшого роста, и я такая же, так что по комплекции я подходила для этой профессии. Но, честно признаться, у меня для нее не было достаточно данных. При этом балет – одно из моих любимых действий на сцене. Родители поняли, что мучить меня не стоит. Так из этой студии я перешла в музыкальную школу. Хотя меня и заставляли туда ходить, там у меня было больше успехов: я музыкальный человек, с неплохим слухом и голосом. Это помогало, несмотря на то, что большого желания, к сожалению, тогда не было. Через какое-то время все поменялось, и я в сторону музыки потянулась.
– Вы ведь не сразу поступили на актерскую специальность: успели поучиться и на филологии, и на эстрадном отделении.
– Да, мой путь в профессию был довольно тернист. Я очень мечтала быть актрисой, но поступила далеко не сразу. Училась год на английской лингвистике, два года на эстрадном пении в местной Академии культуры… А потом судьба привела меня в Екатеринбург, где я отучилась на специальности «артист музыкального театра».
– Но работать пришли не в музыкальный театр, а в драматический.
– В нашем городе, к сожалению, нет какого-то промежуточного звена между оперой и драмой: жанр мюзикла у нас не очень развит. Пока. Но некоторые люди работают в этом направлении, и это не может не радовать. Для меня очень близко словосочетание «музыкально-драматический театр». Безусловно, были мысли по этому поводу. Но я немного плыла по течению, хорошо это или плохо. Хотя я и не такой человек, который склонен всегда отдаваться этому течению: зачастую я беру судьбу в свои руки и делаю то, что хочу и считаю нужным. Наверное, все происходит так, как должно быть. На удивление, наш театр дал мне возможность реализовываться в том числе и вокально. У меня есть и музыкальные спектакли, и драматические постановки с вокальными номерами. Поэтому я не испытываю сильной потребности в этом жанре.
Но, отучившись в Екатеринбурге, я и сама не совсем понимала, куда мне податься. У меня был вокал на определенном уровне, и драматическую базу я получила. В общем, я стояла на перепутье. По окончании я пробовалась в Омске, и меня взяли, но судьба распорядилась так, что я вернулась на родину после 4 лет отсутствия, полистала сайты разных театров и решила, что дома будет лучше. Когда я только пришла в Молодежный, на меня смотрели немножко косо, звучали даже слова: «Училась для музыкального театра – так и иди туда! Здесь тебе не место». Хотя и не скажу, что меня приняли плохо (у нас хорошая атмосфера в коллективе, она способствует спокойной работе; конфликты случаются, но, как правило, разумно разрешаются). Вообще развиваться как актриса я начала не в институте, а именно уже в театре. Может, это из-за моего специфического профиля. Глядя на себя тогдашнюю с высоты прошедших 5 лет, я честно себе признаюсь, что была не на самом высоком уровне. Да и сейчас не могу сказать, что чего-то особенного достигла.
– А вас не смущает направленность вашего театра – для детей и молодежи?
– Наш театр – бывший Театр юного зрителя, относительно недавно мы, так скажем, переквалифицировались в Молодежный (это произошло в 2011 году – прим. Д.С.). Но многие до сих пор называют нас тюзом, на что некоторые артисты очень обижаются. Я именно в тюзе не успела поработать, но могу предположить, что с появлением нового названия расширился репертуар: кроме постановок для малышей и подростков стало больше премьер для зрителей постарше – более смелых. Преимущественно, конечно, мы обращаемся к школьной программе, к нам часто приходят классы. На таких названиях практически всегда полные залы. Но сейчас в афише также очень много современной драматургии или классики, поставленной, что называется, на новый лад. Не могу сказать, что на спектаклях, которые мне нравятся и близки, всегда аншлаги: возможно, зритель не совсем готов к необычной и непривычной подаче. Но мое мнение таково: тот факт, что публика не ходит на какую-то постановку, далеко не значит, что она плохая.
Я люблю детей и работать для них – тоже. У меня есть не то чтобы страх, но сомнение, как ребенок воспримет спектакль, персонажа, игру, потому что достаточно сложно собрать, а тем более удержать детское внимание. Взрослый зритель может усилием воли быть вовлеченным в происходящее на сцене, а маленькому куда сложнее это сделать, и надо ему помочь. Это волнительно. Но лично мне волнительно играть для любой публики: выход на сцену – это серьезное мероприятие. Нельзя делать скидку на аудиторию: ты в самом разном материале работаешь с одинаковой самоотдачей, если ты, конечно, профессиональный человек. Например, «Дюймовочка» по степени мандража и ответственности для меня ничуть не уступает большой драматической постановке. Но я допускаю, что кому-то из артистов «детский» репертуар может быть не очень близок. Каждому свое.
– Наверное, с классикой в этом отношении проще?
– Классика – это нечто много раз воспринятое. Играть ее – большая ответственность, ведь зачастую в головах людей уже есть какой-то шаблон. Известный материал по-особому отзывается у зрителя. Он может разочароваться увиденным, если ты делаешь что-то совсем необычное и чуждое для него. Сейчас режиссеры уже отошли от «нафталинового» театра, они помещают классическое произведение в сегодняшние реалии, актуализируютего. И это прекрасно, когда получается сделать классику современной, не опошлив ее и сохранив авторскую мысль.
– Тем более, что сейчас популярным стало мнение, что театр больше не обладает воспитательной функцией. Мне кажется, это спорное утверждение.
– Я с вами полностью согласна! Для меня оно тоже спорное. Как будто модно стало так говорить. Слышала это мнение и от наших артистов, и от многих театральных деятелей. Я не то чтобы с ним совсем не согласна: могу понять, что имеется в виду, но, мне кажется, от воспитательной функции невозможно откреститься полностью, когда речь идет о детском театре. Приходит ребенок – молодой несозревший человек, и он не может не воспитываться в театре. Невозможно же полностью отгородиться от того, что происходит на сцене. Мы не имеем права показывать детям некачественный спектакль. А у меня ощущение, будто некоторые актеры и режиссеры хотят снять с себя ответственность перед зрителем: мол, мы никому ничем не обязаны – воспринимайте, как хотите. Как говорится, я художник – я так вижу.
– Но есть и действительно большие художники, имеющие право на свое ви́дение. Кого бы вы могли назвать из таких мастеров?
– Я почему-то всегда зажимаюсь, когда меня спрашивают про режиссеров, как будто боюсь свое мнение высказать. У меня пока стойкое ощущение, что я недостаточно созрела, чтобы разбирать спектакли. Естественно, между артистами происходят такие разговоры: кому что близко, что нравится. Но я полагаюсь только на ощущения и чувства, а не рациональный разбор. Например, «Братья и сестры» Льва Додина произвели на меня неизгладимое впечатление. Один из моих любимых артистов – Сергей Курышев. Его игра меня сильно впечатляет. «Белая гвардия» Сергея Женовача очень отозвалась во мне. Дивная постановка «Моцарт “Дон Жуан”. Генеральная репетиция» Дмитрия Крымова, особенно поразила актерская работа Евгения Цыганова (ни в коем случае не умаляю заслуг постановщика, но для меня игра артиста затмила все в этом спектакле).
– В Челябинске свои герои. Так, вы часто работаете с главным режиссером театра Иваном Миневцевым. Расскажите о нем.
– Я каждый раз радуюсь, когда распределена в его спектакли. Иван – очень зараженный процессом человек. Может, он не всегда с самого начала понимает, что он хочет сделать с материалом и артистами, но он обязательно этим внутренне кипит, находится в поиске. Он энергичен в репетициях, и это не может не заражать тебя самого. Ты включаешься в это действо, и вместе вы что-то создаете. Что касается какой-то особой ответственности (все-таки Иван Сергеевич – главреж нашего театра), то я привыкла работать с этим постановщиком и, хочется верить, понимаю его. Безусловно, ощущается дистанция, уважение, но страха, зажима, негативных чувств я не испытываю. С ним достаточно легко.
– Что для вас интереснее: постоянное сотрудничество с режиссером или частые встречи с новыми мастерами?
– Мне кажется, хорош любой опыт: и работы с разными режиссерами, и с одним мастером над разными постановками. В последнем случае ты лучше узнаешь человека, начинаешь комфортнее себя ощущать рядом с ним. Я человек скромный (по крайней мере, по первости), поэтому мне нравится работать со знакомыми людьми, чьи интонации я понимаю. С ними я знаю, чего ждать. Например, режиссер может тебя ругать, а ты чувствуешь, что он не так уж и злится, а делает это в качестве проформы. Я тогда не закрываюсь, не зажимаюсь.
– Есть ощущение, что в Челябинск приезжает не очень много режиссеров с именами. Может, кто-то особо вам запомнился?
– Мне не с чем сравнить: Молодежный – мой первый серьезный театр. У меня ощущение, что приезжает-то к нам достаточно много режиссеров. Но важнее, мне кажется, качество и профессионализм, а не количество. Вопрос ведь не в том, что нам хочется, чтобы их было больше – пусть приезжают хорошие.
Что касается тех, кто запомнился: если есть человек, который запал в душу и оставил в ней след, его имя всплывет сразу. Мне бы не хотелось ограничиваться одной фамилией. Но расскажу про Константина Муханова, который ставил у нас современную драматургию – пьесу Анастасии Мордвиновой «Подвиги Геракла» (причем этот текст создавался в процессе репетиций). По ряду причин мы совсем недолго играли этот спектакль. Он не очень хорошо продавался, тем не менее, мы съездили с ним на «Детский Weekend» в рамках «Золотой маски». Многим постановка не нравилась, но мне сложно судить, ведь я находилась внутри этой истории. Я вообще редко высказываюсь о работах, в которых занята, особенно негативно, пусть даже на это будет миллион причин. Как бы там ни было, Константин мне запомнился как личность. Я знаю, что многие артисты не приветствуют режиссерский «показ», но он так умел изобразить то, что он хочет увидеть на сцене! (Он же сам артист). Это было здорово. Не будем останавливаться на том, что получилось в итоге (в театре все субъективно), но работать с ним мне было в удовольствие. Он запомнился как тактичный, дотошный, рассуждающий мастер.
И еще не могу не отметить спектакль «Дюймовочка», который подарила мне Виктория Печерникова. Несмотря на то, что он такой яркий и красочный, репетировать было достаточно тяжело. Вика в определенные моменты ругала меня (конечно, за дело). Но я говорю об этом абсолютно без обиды! Это был просто рабочий процесс. Эта работа для меня знаковая. У нас было много споров и обсуждений, чего мы хотим от Дюймовочки – и всего спектакля, и моего персонажа. У Андерсена это героиня, плывущая по течению: она попадает в разные ситуации, но не особо проявляет волю, разве что предпринимает побег от Мыши. Мне хотелось сделать ее более живой и волевой. Я стараюсь играть так, чтобы показать ее сопротивление обстоятельствам. Много было и рассуждений о том, что она такое – божественное существо? Как она вообще попадает в наш мир? Что несет в себе и для чего? Я понимаю ее интуитивно-чувственно. Зрители воспринимают постановку хорошо, а вот мнения критиков были неоднозначны и даже полярны. Наверное, это хорошо. Но, кто бы что ни говорил, для меня это важная история.
– Мнение со стороны для вас весомо? Знаю, что у вас в городе есть зрительское театральное сообщество.
– Да, это сообщество «ПроТО». Будем честны: для меня более весомым будет профессиональное мнение по поводу моей работы: от режиссеров, актеров, критиков (только не «самоназванных»). Но ни в коем случае не хочу сказать, что высказывания зрителей для меня не важны. Всегда лестно, когда тебя высоко оценивают. Мы ведь для них и работаем. Ключевой момент – одобрение публики. Даже не одобрение, а отклик, пусть и негативный. Главное – неравнодушный.
– Что касается мнения профессионального, то оно тоже может быть неоднозначным. В программе той же «Золотой маски» порой встречаются спектакли из столицы, уступающие региональным постановкам.
– Не знаю, есть ли такой аспект отбора: мол, Питер возьмем, а Челябинск – нет. Мне кажется, было бы здорово больше приглашать как раз региональные театры. После 5 лет работы в театральной среде могу сказать: я не думаю, что на фестивалях (говорю не конкретно про «Золотую маску») все происходит кристально честно. Иногда смотришь на списки номинантов и лауреатов с мыслью: «Какой странный выбор»…
– Возможно, для попадания в номинации надо просто активнее продвигать себя? Хотя бы на большие гастроли ездить.
– Мы действительно ездим постольку-поскольку (не беру в расчет небольшие поездки). Но в последнее время с приходом Ивана Сергеевича мы начали чаще выбираться в другие города. Он и к нам приглашает режиссеров, и спектакли наши стали попадать на фестивали. Понимаю, что Челябинск не часто возникает в культурной жизни страны, но мы стараемся завоевать огласку за пределами своего региона. Какими темпами можем – такими и идем. Я не испытываю какой-то невероятной печали по этому поводу. Это мой дом, моя родина, и если в моих силах внести хотя бы толику в то, чтобы о нас узнали и услышали, я буду стараться это делать.
– Представляется, что у регионального театра вообще много проблем: финансы, публика, репертуар.
– Что касается публики – может, она у нас не очень воспитана на театре. Я встречаю ровесников или даже людей старше себя, которые не были в театре с детства, а то и вообще никогда. Для меня это странно. Хотя я понимаю, что и моя судьба могла сложиться по-другому, если бы я родилась в другой семье – не связанной с театром. Есть еще одна проблема: к провокационным смелым постановкам наш зритель может быть недостаточно готов. Даже моя мама, приходя на далекие от классических образцов спектакли, часто занимает протестующую позицию, не принимает их. Здесь нужно действовать осторожно, постепенно, скажем так, порционно.
Если же говорить о деньгах – понятно, что всем их всегда мало. Но в последнее время государство дает возможность ставить спектакли относительно высокого уровня и более дорогие по уровню затрат. Это влияет и на посещаемость. Конечно, зрителю хочется видеть шикарные декорации, впечатляющие костюмы и свет. Возможно, для многих это вообще имеет главенствующее значение. Так что дотации – это тоже важно, и этот вопрос всегда остро стоит в региональном театре.
Дарья Семёнова
Фото Богдана Флягина Фото из спектаклей Игоря Шутова
Comentários