Юлия Бокурадзе – ведущая актриса новокуйбышевского Театра-студии «Грань», номинант «Золотой маски», обладательница нескольких театральных премий. Запоминающееся лицо, низкий выразительный голос, широчайшая артистическая палитра – все выделяет ее из ряда других, может, не менее прекрасных артистов, но все-таки не таких неповторимых, особенных, не похожих ни на кого. Ее ролям позавидуют в любом столичном театре: фрекен Жюли в одноименной пьесе Стриндберга, Регана и Шут в «Короле Лире», Эльза в шварцевском «Драконе», теперь – и Мария Стюарт. Она предана своей великой профессии и во всем поддерживает мужа – режиссера и худрука «Грани» Дениса Бокурадзе. Они – две самодостаточные творческие единицы, но именно в тандеме проявляются их лучшие качества.
– Вы родом из Баку. Почему уехали из этого прекрасного города, где, кажется, все способствует творческим интересам?
– К сожалению, мы были вынуждены уехать в 1990-е, потому что началась перестройка. Мне было тогда девять лет. Баку мне до сих пор снится, я его очень люблю, хотя и не бываю там теперь. Мы переехали в Самарскую область: я жила с бабушкой и дедушкой в деревне, а родители работали в другом городе. Волею судьбы получилось, что я не могла быть с ними.
Я училась в школе, когда мне вдруг стала интересна творческая деятельность. Так бывает у всех детей: музыка, танцы, театральные студии. Меня это очень увлекало, и я сказала бабуле, что хочу этим заниматься. В Баку я 6 лет отдала профессиональной гимнастике, а что может быть особенного в деревне? Но в нее приехала одна творческая семья, и я понадобилась. И пошло-поехало, я занималась, получала почетные грамоты. После 9-го класса я поступила в Самарское училище культуры на отделение режиссуры театрального дела. Мой педагог Оксана Владимировна Туриец была ученицей Виктора Алексеевича Тимофеева (режиссера, художественного руководителя театра «Город», доцентакафедры режиссуры Самарской Государственной Академии Культуры и Искусств – прим. Д.С.) – мастера курса Дениса Бокурадзе. Мне очень нравилось учиться, это была моя среда, я чувствовала себя свободно и органично на сцене. После 4-го курса, когда надо было решать, заниматься ли актерством серьезно, я поняла, что хочу и дальше быть в театре. В Москву я не поехала: как это я одна буду в таком большом городе?! Мой друг Андрей Фомин, учившийся со мной в училище, ездил поступать в московские вузы и все время «слетал». Я поняла, что лучше синица в руках, чем журавль в небе, и отправилась в Саратов. Об этом городе я узнала так: на экзамен в Самаре пришел бывший выпускникучилища, который как раз поступил в Саратов к Римме Ивановне Беляковой. По окончании это всплыло в памяти, и я поехала: успешно сдала экзамены и по сей день занимаюсь профессией.
– Вы ведь могли служить и в одном из саратовских театров?
– В Саратове свое театральное государство: есть и ТЮЗ, и кукольный театр оченьприличный, и драма (но туда взяли только одну из наших выпускниц). Меня приглашали в ТЮЗ им. Киселева, где я работала студенткой, но я отказалась: меня не прельщало амплуа травести. Интуиция вела меня, и я четко понимала, чего хочу в жизни. Приглашали меня и в кукольный: студенткой я очень нравилась руководителю театра Геннадию Шугурову. Но я решила попробовать себя в «СамАрте». Самара – мой родной город, я безумно по нему скучала, когда училась, хотя Саратов тоже полюбила. Но еще в училище Оксана Владимировна Туриец позвала наш маленький курс в «СамАрт» на репетицию Адольфа Яковлевича Шапиро «Мамаша Кураж», где тогда играла Роза Хайруллина. Я была свидетельницей рождения этого спектакля, и это одно из очень сильных моихвпечатлений. Мне безумно понравилось! В то время театр существовал на взлете. И там в 16 лет я в первый раз увидела Дениса Бокурадзе. «Какой интересный артист!» – сказала Юля. И по окончании я вспомнила обо всем этом. Меня там не ждали (есть же и свои студенты в Самаре), я проходила прослушивание у Анатолия Аркадьевича Праудина. В театре рискнули и взяли меня. Дальше началась очень интересная работа: с Александром Сергеевичем Кузиным, который поставил «Здесь живут люди» Атола Фугарда, где я поработала с прекрасным составом. Был даже Константин Богомолов, пробовавший ставить «Турандот» (эта постановка «слетела»), Георгий Зурабович Цхвирава, Ольга Алексеевна Агапова. Там замечательная труппа! Все это дало мне опыт. Попади я сразу в «Грань», я бы жалела, что в моей жизни не было репертуарного театра. Там ведь «повезет– не повезет», «возьмут – не возьмут», «"я занята" – а "я не занят"», перипетии, конкуренция, соперничество. Я только пришла в коллектив и ничего еще из себя не представляла. Да, у меня были данные и интересный типаж, но это же нужно дальше как-то раскрывать. Благодарна «СамАрту», что мы встретились там с Денисом Бокурадзе,Ольгой Агаповой, Алексеем Меженным, Валерием Георгиевичем Скорокосовым. Думаю, этот опыт был фундаментальной ступенькой для шага вперед.
– Какие театральные впечатления дороги для вас?
– Первое впечатление от театра – «Вишневый сад» Някрошюса, который я видела, когда только поступила в театральный. Шесть часов пролетели, как несколько минут. Мне ужасно все понравилось: атмосфера, запахи, как артисты работают. На следующий день села в маршрутку, чтобы ехать в институт, почувствовала знакомые духи – и сразу живое впечатление от спектакля опять возникло. А потом после «Демона» (спектакль Дмитрия Крымова «Демон. Вид сверху» – прим. Д.С.), увиденного вживую, я влюбилась в Крымова. Мы тогда с курсом часто ездили в Москву на лаборатории. Помню, ребята вылетели из театра, разговаривая и смеясь, а меня так «прибило», так все показалось безумно интересно: эстетика, нестандартный подход, другое ви́дение. На этом мы и сошлись уже в «СамАрте» с Денисом. Он сказал: «Я хочу, чтобы у меня был свой театр: я влюблен в Крымова после "Дон Кихота"» (спектакль «Сэр Вантес. Донкий хот» – прим. Д.С.).
Если говорить о людях, то знаковый человек в моей жизни – конечно, Денис Бокурадзе. Он мой учитель и мастер. Волей судьбы сложилось так, что сначала мы познакомились, потому что понравились друг другу. Он был ведущим артистом, я – просто артисткой, мы сошлись на любви к театру. Потом вместе шагнули в неизвестность с «Гранью», но нас поддержал Олег Семенович Лоевский, увидевший нас на Фестивале театров малых городов со спектаклем «Фрекен Жюли». Для меня он крестный папа, а Марина Юрьевна Дмитревская – крестная мама. Она тоже полюбила и поддержала нас, почувствовав нашу честность и искренность. Крымов и Някрошюс – это небожители, по сути, такие мощные личности, сыгравшие немаловажную роль в моей творческой биографии. А эталоном в профессии является для меня актриса «СамАрта» Ольга Алексеевна Агапова. Она уникальная, замечательная, невероятная! Я ее называла Марией Осиповной Кнебель,смотрела на нее и училась.
– Тем не менее, вы ушли из «СамАрта», вслед за мужем перейдя в Театр-студию «Грань».
– Это был тяжелый рискованный шаг в неизвестность. Более того, в то время у меня был этап разочарования в профессии. Я работала год, второй, третий, а на четвертом устала от бестолковой конкуренции. Я выросла из маленьких штанишек, мне хотелось пробовать что-то другое. Но кто тебя будет слушать? У всех свои интересы относительно тех или иных актеров. Но я не хочу сказать, что кто-то плохой, а кто-то хороший – таки судьба. Но я все равно любила профессию. И тогда Денис Сергеевич сделал огромный шаг вперед и направил энергию в осуществление своей мечты, предложив постановку «Фрекен Жюли» в Театре-студии «Грань». И я в это пошла. Мне было все равно, будет ли это успешно, играю ли я в любительском театре или профессиональном. В то время, когда уже ушла из жизни Эльвира Дульщикова, «Грань» – это были Денис и я... Так вдвоем мы и начинали. В Бокурадзе был ресурс энергии, которая помогла воплотить этот спектакль. Конечно, нас поддерживали и другие талантливые люди. Алина Костюк (ныне Опарина) играла Кристину, Даниил Богомолов – Жана. Кстати, на роль Жана долго не могли подобрать актера, но, наконец, определились. Уже покойный директор Софьин Дмитрий Анатольевич сказал: «Все будет хорошо. Верьте и идите». И мы пошли. На Фестивале малых городов у нас были проблемы с артистом: его не отпускали в театре, и мы вынуждены были вернуть первого исполнителя. Это было удивительное, прекрасное, интересное, сложное время. Кто мы, что мы, куда мы едем? Но, когда мы играли «Фрекен Жюли» в Пятигорске, в Самаре за нас молились и ставили свечи. И у меня было ощущение силы, которая ведет нас. Спектакль случился, нас полюбили... Не знаю, как это случилось. Нас будто окрестили, надавали дипломов и сказали: «Идите с богом».
Вернувшись домой, мы выпустили «За закрытыми дверями» Сартра. Это была крепкая работа, но она так не «выстрелила». А потом была «Таня-Таня». И с ней все повторилось, как с «Жюли», и даже пошли номинации на «Золотою маску».
Первый человек, который не верил в театр Дениса Бокурадзе, была я. Но я поверила, что он может существовать как единица и большая личность, сказала: «Хорошо, давай пойдем». При этом я его никогда не обожествляла.
– А когда вы поняли, что он – режиссер, ведь только в «Грани» он раскрылся для зрителя в этом качестве?
– Я открыла его как режиссера, когда мы стали работать над «Фрекен Жюли». Мы вместе были в поиске. Мне ужасно не понравилась пьеса Стриндберга: что за сумасшедшая женщина, которая собирается закончить жизнь самоубийством? Ну, влюбилась в человека ниже себя по рангу, но зачем же так? Мы начали пробовать, и я втянулась, увидела, как многого я не понимаю. Сколько лет прошло, но, на мой взгляд, это самая сложная моя работа, хотя потом были Шекспир, Сервантес, Шиллер, Шварц. Совместить технику с психофизикой было очень трудно. Бокурадзе не любит «русский народный театр», когда на сцене существуют так, как чувствуют: не каждый артист умеет импровизировать. Был момент, когда я не знала, как играть сошедшую с ума Жюли. Она в третьей части уже ведь не в сознании находится. Я тогда этого не знала, а потом уже побывала в соответствующих заведениях и посмотрела. Денис сказал: «Может, попробовать преломление голоса?» Вообще режиссер не обязан давать тебе раскладку по всей роли. Он дает тебе манки, а ты начинаешь их выявлять.
Но могло ведь и так быть: как супруги мы бы состоялись, а как актриса и режиссер не сошлись. Но мы совпали и держимся. Поскольку мы живем вместе, я вижу, как рождаются спектакли, какими Денис мучается проблемами, что его тревожит. Считается, что интересно работать с разными режиссерами. Да, интересно, но здесь есть масса нюансов. А когда год за годом ты говоришь с режиссером на одном языке, когда перешел уровень познания друг друга, непосредственно приближаешься к разгадке материала. Конечно, ты можешь и забуксовать, но это уже другой разговор.
– Вы ведь вместе не только в профессии.
– Мы с мужем вместе и в театре, и дома. Это очень сложно. Не скрою, у меня даже были попытки сделать выбор в ту или другую сторону. В жизни все зыбко. Хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах. Удается пока совмещать и то, и другое по той причине, что 80 процентов своей жизни я нахожусь в театре. В быту существуем немногоизолированно, мы много лет вместе и уже научились не нарушать пространство друг друга. Нашему сыну шесть лет, но он относится с пониманием: «Я потерплю, я подожду...» Хотя сегодня сказал мне: «Хоть бы вы на поезд опоздали». Я делюсь с ним, если меня что-то беспокоит. Укладывая его, учу текст. Он засыпает под мое шептание. Здесь ведь кому что! Для меня это не работа, а образ жизни, и мне хорошо. Увы, чем большего достигаешь, тем больше вокруг завистников и странных людей, непонятно как оказавшихся рядом с тобой. Внутренний стержень необходим, это канал связи со вселенной. И я чувствую, что я не одна: обхожу неприятные моменты, не застреваю на пустяках. Иногда буксуешь, и это тормозит тебя при создании ролей. Важно понять и проанализировать: для чего мне дано то или иное испытание.
– Быть женой худрука тяжело во многих отношениях, в том числе и при работе в такой конкурентной и ревнивой среде, как театральная труппа.
– К сожалению, мир стереотипен. Сталкиваюсь с подобным отношением. Возможно, у нас оно проявляется не так, как в больших театрах. Раньше очень переживала, а теперь научилась к этому по-другому относиться. Во-первых, я отстраняюсь, а во-вторых, знаю, кто́ я и что́ я. Я многого добилась: пусть не без участия Дениса Сергеевича, но я вложила в это свой собственный, огромный труд.
– У вас разнообразный репертуар. Какая драматургия привлекает вас больше всего?
– Мне безумно нравится «Корабль дураков», люблю это фарсовое существование. «В сапоге у бабки играл фокстрот» – современная вещь. Пьеса хорошая, в этом материале интересно разбираться, но я ужасно устаю от колоссального количества бессмысленного текста. И фишка именно в этой бессмыслице: герои пропускают свою жизнь. Это есть форма, но как за ней не потерять что-то настоящее?..
Хочу сыграть в любой пьесе Бертольда Брехта и Антона Павловича Чехова. У меня была мечта сыграть Жанну д‘Арк, но так она и не осуществилась. Я воплощала ее в фотопроектах у прекрасных художников в Самаре. Кто-то, увидев одну из этих фотосессий, сказал: «Денис Сергеевич, это же Мария Стюарт». Участвуя в этом спектакле, могу сказать, что безумно лестно сыграть такую личность. Я начала ее очень подробно изучать. У Шиллера она обожествлена, автор оправдывает ее почти каждой фразой! Но я находила в ней больше отрицательных черт. В своей любви к мужчинам она редко рассчитывала на себя, искала оплот и опору даже в изоляции. В конце жизни она сильно болела, облысела, ноги у нее отекали. Но мне любопытна ее внутренняя суть, где все сожжено. В настоящее время я нахожусь в тесной связи с ней, но работы еще много нам предстоит.
– У вас интересный «средневековый» типаж. Как с ним существовать в театре, на какие роли можно рассчитывать?
– Чаще всего мой типаж притягивал, а не отталкивал. Я против амплуа. Мне кажется, если ты хороший актер, ты можешь сыграть практически все. К примеру, у Шекспира в «Короле Лире» принципиально хотела сыграть вторую дочь – Регану. Это был один из запоминающихся этапов работы над материалом. Замечательный хореограф Анастасия Шаброва придумала тренинги, сама разработала психофизическую таблицу. Мы долго были в поиске, и в результате этого процесса рождалась у каждого персонажа своя пластическая лексика. Я начала открывать героиню для себя, «нащупывала» предел двуличности. Ее тип встречается в жизни гораздо чаще, чем двух других сестер. Где-то прочла, что средняя дочь была у отца самой нелюбимой, у нее были свои комплексы. Когда я ее «нашла», поняла, что среди этих мраморных и высокомерных лиц не хватает чего-то или кого-то уродливого внешне, но чистого, как ребенок. По замыслу постановки им оказался шут. Это сложная внутренняя перестройка. Во время спектакля приходилось моментально переключаться с одной на другую роль. Нагрузка на нервную систему колоссальная. Технические моменты – самые нестрашные, это дело навыка. Сложнее то, что в секунду надо перестроиться, сбросить шкуру и тут же принять другой облик и состояние. Возможно, пример банален, но это как в спортзале: ты качаешь мышцы, чтобы в какой-то момент взять вес побольше. Так же ты тренируешь и нервную систему. Но есть и обратная сторона. Часть нашей профессии – умение вернуть себя на место, не «потеряться», иначе могут быть печальные последствия. Лучше не «задевать» территорию, которую переходить не стоит. Надо выстраивать безопасную дистанцию между реальным и сценическим миром.
– Что для вас актерская профессия?
Возможно, я старомодна, но для меня это некое вероисповедание. Здесь есть возможность быть откровенным и услышанным, происходит диалог между сценическим миром и божественным. В какой-то момент ловишь себя на мысли, что именно сейчас ощущаешь внутреннюю свободу! Иллюзия становиться материальной. Благодаря профессии происходит познавание мира и людей. Так реальная и сценическая жизнь находятся в гармонии. Многие артисты несчастны из-за невостребованности или из-за того, что цель, которую они перед собой ставили, не достигнута. Они, как на вокзале, все время чего-то ждут. Другие не ждут – продают и покупают, тянутся к фасаду публичности. Не скрою, действительно приятно, когда тебя узнают, дают награды и пишут положительную критику. Здорово, когда тебя не только ругают, но еще и похваливают. Но ведь не всех нужно слушать…
Дарья Семёнова
Фото из архива Театра-студии «Грань»
コメント