Александра Александрович более 15 лет заведует гримерным цехом театра «Сфера». Получив актерское образование, она вдруг поняла, что амбиций для работы на сцене не хватает, но и расстаться с ней невозможно. Но в этой удивительной творческой профессии пригождается любой опыт. Чувство прекрасного, быстрота реакции, психологическая восприимчивость и, конечно, стальные нервы характеризуют идеального гримера, способного не только завить локоны в антракте или молниеносно перешить платье, но и помочь артисту ощутить себя самым красивым.
– Вы учились на актерском факультете, но в театр пришли как гример. Есть ли что-то общее в этих двух профессиях?
– Сложно сказать, ведь я случайно пошла в гримеры, а не получала сначала одно образование, потом другое... Мне просто хотелось служить в театре, причем, как я поняла, за кулисами, а не на сцене. Мне кажется, в театре может работать только человек, искренне и сильно его любящий. (Кино, например, я так и не смогла полюбить: мне нравится его смотреть как зрителю, но именно работа в нем – а у меня было несколько проектов – меня не захватила). Нужно понимать театральную специфику, затраты времени и сил и то, что все, что ты делаешь, ты делаешь ради зрителей. Это самое важное, и это объединяет наши профессии.
– Не жаль, что не получилось поработать по первой специальности?
– А я какое-то время была в музыкальной труппе «Сферы», в одном спектакле до сих пор пою. Потом я отучилась на больничного клоуна и сейчас работаю по специальности: у меня папа клоун, так что я продолжила его дело. То есть те маленькие актерские амбиции, которые у меня все-таки есть, я сполна реализовала. Для меня это выше крыши. Мое честолюбие удовлетворяется тем, что в программке записано мое имя – как заведующей цехом. Отдельно гримеров действительно не указывают: не угадать, кто будет работать на спектакле, – не переписывать же каждый раз. Так же и в кино: в титрах пишут фамилию художника-постановщика, а сколько на съемках занято людей, которые на площадке, может, и времени больше проводят?
– Создается впечатление, что театральный гример – специальность дефицитная.
– Не особо люди знают о такой специальности и о том, где ей можно обучиться. Лично я не видела, чтобы настоящее гримерное обучение рекламировалось. По-моему, как был, так и остался один театрально-художественный колледж (ТХТК). В него сложно поступить, надо иметь высокую художественную квалификацию – примерно как для архитектурного института. Если не умеешь рисовать, просто не попадешь туда. Надо сдавать рисунок, черчение. Не со всем я согласна, потому что далеко не все навыки выпускникам потом пригождаются. Видимо, там такая цель – вырастить творческого человека. Конкурс суровый, но других вариантов нет, иначе на курсы идешь двухнедельные. (Очень много сейчас краткосрочных недешевых курсов, особенно для работы на телевидении. Наша профессия намного проще, но у людей телевидение вызывает трепет! Кажется, что там много денег, можно заработать, да еще и с известными артистами пообщаться). Но куда после такой учебы возьмут? Может, одного особо талантливого заметят, а остальных? А распределения сейчас нигде нет. Кроме того, в колледже дают среднее образование, хотя учатся там пять лет. С этим возникают проблемы: при устройстве на работу зарплата меньше. Мне в этом плане повезло, что я закончила актерский факультет. Я и преподавать могу, а то ведь институты не могут взять педагогом специалиста без высшего образования, хотя я знаю много прекрасных гримеров, которым обязательно надо преподавать.
– Насколько актуальна для театра проблема оснащенности гримерного цеха?
– Крутиться приходится. Но много зависит от того, в какой театр ты попал. Есть такие площадки, где одна ставка, и гример просто помогает и подсказывает на особо сложных спектаклях. А в академических театрах другое финансирование – на уровне страны, а не города. Там больше оснащения и времени на исполнение, но и работы больше. Невозможно устроиться по совместительству и ездить на съемки, а на зарплату не всегда можно существовать. «Сфера» позволяет нам брать подработки. Набирая людей в свой цех, я объясняю эти особенности. Мы взаимозаменяемы и умеем распределяться, чтобы всем было удобно и можно было зарабатывать на каких-то проектах и гастролях. Что касается нашей оснащенности – это отдельный разговор. Появилась проблема: раньше давались наличные деньги, и ты сам ими распоряжался. Можно было поехать на рынок и накупить коробку нужного и ненужного. А сейчас проводятся тендеры и конкурсы, этим занимаются, к сожалению, люди, которые в этом совсем не разбираются. К ним надо идти на поклон, доказывать, что вот это «дешевле» – намного хуже. Но я не могу сказать, что мы бедные и нам нечем гримировать. Просто мы не можем на ситуацию влиять, и трудно объяснить это артистам, ведь раньше была другая система.
– Как вы подбираете людей в свой цех, какие качества в цене?
– Внешность обманчива. К сожалению, я не настолько хорошо разбираюсь в людях. В основном верю на слово, хотя, конечно, бывает, что человек тебе не приятен. Учитываю профессиональные качества. Но у нас было несколько ситуаций, когда меня обманывали, говорили, что могут и то, и это, а через неделю испытательного срока оказывалось, что ничего-то они и не умеют. Выгоняли, а время-то уже потеряно, да и неприятно. Естественно, я при устройстве в «Сферу» тоже не все рассказала, но ко мне не было претензий: я за испытательный срок постаралась научиться всему, чего не знала. Но мне тогда было 20 лет, а бывает, что приходят люди немолодые, уже где-то работавшие, с бумагами и дипломами – и все равно ничего не умеют! Я сразу проговариваю все минусы нашей работы, озвучиваю зарплату, называю график, даже длительность отпуска. Чтобы не было такого, что мы поговорили, друг другу понравились, а тут вдруг вопрос: «А что там у вас с деньгами? Ой, чего ж вы сразу не сказали!» Надо смотреть на реакцию: кого-то эти сложности совершенно не смущают, они себе примерно так все и представляли. Но есть те, кто начинает тухнуть по мере моего рассказа. С ними все понятно. А если отреагировали хорошо, то я перехожу к плюсам.
Работоспособность и желание однозначно могут помочь. Главное качество – абсолютная стрессоустойчивость. Если человек подвержен смене настроения и реагирует на эмоциональные всплески окружающих, то он не продержится в театре. Актеры могут что-то ляпнуть, оскорбить даже. Потом они будут извиняться, но надо принимать сам факт, что такие вещи с ними происходят. Нервная система должна быть крепче камня. И еще должен быть хороший иммунитет, потому что, если ты болеешь, начинаешь получать крохи. У меня самой нет ни одного больничного, кроме декрета, да и то я через два месяца вышла. Идеальный гример – здоровый, стрессоустойчивый, общительный открытый человек. Да вообще личные качества у нас важнее, ведь профессии можно научиться в процессе, пройти курсы, посмотреть в интернете – это не так сложно, а вот характер поменять невозможно.
– Артисты – народ творческий и непредсказуемый. Должно быть, гример – еще и психолог?
– Да, конечно. В 90% случаев с артистами тяжело. Но мы семья, а ведь в семье тоже не всегда все гладко. Мы ссоримся, потом миримся – все, как у всех. Но у артистов действительно настроение меняется за пять минут: сперва обругали, потом обняли, поцеловали, после пошли и другому что-нибудь про тебя рассказали. Они часто специально на нас выливают негатив перед выходом на сцену, чтобы очиститься, сбросить плохие эмоции, напряжение, волнение. К сожалению, кого они последними видят? – Гримеров. Нам и достается, летают предметы. Надо понимать, что к тебе лично это не относится. Не нужно обращать на это внимания, хотя со стороны смотрится страшновато. Поэтому должна быть эмоциональная отрешенность. Главное – выпустить артиста красивым на сцену. Вот закончился спектакль – тогда и можете обсудить, поговорить, поплакать. У нас все пытаются уволиться каждый день, вокруг все начинают хохотать по этому поводу. Это нормально.
– В театр часто приходят режиссеры со стороны. Вам комфортно с новыми людьми?
– Гример не то чтобы в завязке с постановщиком: история про «комфортно» связана, скорее, с артистами. По ним сразу видно, насколько они приняли нового человека: интересно им или нет, согласны с ним или нет, сложный ли процесс репетиций. Я встречаюсь с режиссером примерно за две недели до выпуска, когда начальников цехов собирают на творческое совещание, чтобы выяснить, что нужно для оснащения спектакля, и успеть что-то докупить. В этот момент я могу только понять, насколько он готов к коммуникации. Иногда он говорит, что верит нам и оставляет все на откуп, а иногда сообщает четко, что у него уже все нарисовано. Меня устраивают оба варианта, ко всему привыкла. Легче всего, когда режиссер может объяснить, чего он от тебя хочет. Хуже, если показывает фотографию: «Я хочу так же», – а артист совершенно на это изображение не похож. Что в этом случае за пластическую операцию я должна провернуть, чтобы сделать то, что нужно? Вот тут и необходима стрессоустойчивость. Выдыхаю и говорю: «Я вас поняла, давайте что-нибудь придумаем. Будет сложно, но…» Выход находится всегда, и все получается, если коллектив работает на одну цель – выпустить хороший спектакль. Все должны знать свое дело, но при этом быть в команде, осознавая, для чего все это делается.
Бывает, душа не лежит к варианту, предложенному режиссером. Тогда надо понять, почему, ведь не может быть такого, что мне просто не нравится – не нравится почему-то: кажется, что артисту образ не идет или не сочетается с костюмом, или у нас на него пять минут, а сделать работу быстро нельзя. Должно быть, чем крыть: по таким-то причинам мы этого не можем, – но! – можем вот так. Компромисс находится, было бы доверие.
– Мне довелось видеть эскизы грима Исаака Рабиновича: огромное количество листов с вариантами для каждого персонажа. Сейчас такого не бывает в принципе?
– Думаю, что в академических театрах художники по гриму так и работают. У них ведь большой штат. Есть гримеры-постижеры, занимающиеся только технической частью: усы-бороды почистить и подрезать. Есть простые гримеры, есть художники. Они читают произведения, рисуют эскизы, обсуждают их с режиссером. А начальник цеха занимается в основном оснащением, графиком, бумажной работой. У каждого своя обязанность. В нашем театре у нас на рисование даже времени нет. Понятно, что мы можем это делать для себя – иногда это действительно нужно. Слава богу, сейчас хоть сфотографировать что-то можно. У меня недавно был случай: надо было выбрать актрисе парик, а собираться и смотреть не было возможности. И на прогоне, гримируя ее, я себе меняла парики каждые полчаса. В итоге так и выбрали, хотя про каждый она говорила: «Вот! Точно этот!» Так у нас были полуфинал, финал, и в конце концов остался один победитель. Редко получается что-то отдельно попробовать, нарисовать, с режиссером посоветоваться. Но, конечно, здорово, если есть такой гример, который может на равных о своей работе поговорить с постановщиком.
– Какие спектакли наиболее сложны для вас?
– У меня таких два. На спектакле «Дачники» очень много артистов занято. И само произведение сложное, и концепция постановочная, притом, что решение по костюмам лаконично. Я считала, что грим надо немножко разнообразить, потому что длинно, много разговоров, серовато по гамме. Поэтому там и такая смена причесок происходит. А «Дядюшкин сон» сложный, потому что исторический. Там были грандиозные задумки в плане париков, накладок, шиньонов, и значение у них глобальное. Для меня нет больше трудных постановок. Может, кто-то назовет другие спектакли.
– Есть ли какие-то особенности при работе со сценой, как в «Сфере»?
– У нас не то чтобы сложная, но специфичная сцена. Мы по этому поводу даем советы артистам, которые сами красятся, потому что не все понимают, что они находятся «на носу» у зрителя. Еще бывают сложные решения по свету. Если спектакль с антрактом, я всегда присутствую на светомонтировке, иначе можно не пойми что придумать и опозориться. У нас все проверяется на свету. На больших сценах с этим понятно, да и расположены приборы далеко от зала. А в «Сфере» все надо сделать красиво, здорово, натурально, да еще и быстро. Например, в «Портрете Дориана Грея» герои по ходу действия стареют. На это дается минимальное время, режиссер не спрашивает нас, какими способами мы будем это делать. Все хотят результат, а как его достигать, никого не волнует. Главное, чтобы зритель не увидел подвоха. На портале можно работать крупными мазками, а у нас надо иметь в виду крупный план, как в кино.
– Вы смотрите на работы коллег в других театрах?
– Посмотреть спектакль в другом театре – это наша боль. Очень хочется везде бывать, но не получается, потому что те редкие выходные вечера, которые у тебя есть, лень тратить на то, чтоб опять идти в театр. Но если уж мы выбрались куда-то, то делаем это не ради того, чтобы посмотреть работу коллег: ходим обычно к друзьям-гримерам. Но, конечно, глаз сам цепляется за грим – в кино и в театре. Все равно оцениваешь: «Ой, плоховато», – или: «Как парик надет? Интересно придумано!» Но нельзя говорить, что стиль того или иного художника можно перенять: стиль вырабатывается в связи с условиями, которые предлагает театр. У нас в «Сфере» маленькая сцена, определенные точки света, небольшое расстояние между зрителями и артистами, которые много перемещаются и общаются с залом. Все это и диктует образ.
– Вам никогда не хотелось сменить коллектив, попробовать что-то новое в другом театре?
– Артисты каждый день могут быть разными, так что ты живешь с ощущением, что все время находишься в новом коллективе. Я больше 15 лет работаю в «Сфере» и не хотела бы просто ради перемены уходить. Но человек растет и меняется, кому-то действительно хочется попробовать себя в театре с лучшей оснащенностью, где, может быть, работы поменьше, а зарплаты побольше. А я, как Черепаха Тортила, сижу на своем месте, и мне очень хорошо. Хотя, конечно, выгорание у всех есть, мы устаем от работы – любой, не только в театре. Бывает, очень ждешь отпуска, кажется, что уже невозможно терпеть и ты всех ненавидишь. Но когда он начинается, либо все едут друг с другом куда-то (сейчас у всех семьи, а когда были совсем молодыми, ездили театральной компанией), либо постоянно перезваниваются, пишут в общие чаты, встречаются. Наше «надоело» действует, пока один раз вокруг театра пройдешься, – и уже соскучился! У нас все, как в семье, и нет разделения на закулисье и тех, кто на сцене, – ни у кого нет пьедестала. Режиссеры дружат с цехами и обслуживающим персоналом, все общаются и знают друг друга. Здесь собраны правильные люди: любящие театр, а не мимо проходящие. Поэтому и приходит успех.
– А усталости от ежедневно повторяющейся работы не бывает?
– Хотя стационарный рабочий коллектив у меня один, есть еще работа в антрепризах, преподавательская деятельность. Уже 12 или 13 лет я преподаю артистам грим, даже сама переписывала устаревшую методичку, плюс веду курс у глухонемых артистов. Многие мои выпускники уже вовсю играют в театрах. Мне предлагали читать лекции художникам-гримерам, но я никогда не соглашусь: есть люди со специальным образованием, которые намного лучше меня в этом разбираются. А вот делиться опытом мне очень нравится. Выйдя из артистов и научившись многому сама, я могу донести правильную информацию, рассказать студентам, что они могут сами для себя сделать, чтобы немножко разгрузить гримера. Ребята в «Сфере» сами свой образ придумывают, мы их только направляем или подсказываем, можно ли это вообще сделать технически. Мы – помощь и поддержка, отвечаем на вопросы, но не заставляем что-то делать, если не получается.
Работы мне хватает в театре, а дома я ее в руки не беру! Сегодня накрасилась впервые за большое количество времени – ради интервью. Конечно, подруги пользуются тем, что у них есть человек, которого можно попросить сделать красивый макияж, а я с удовольствием помогаю им. Иногда хочется тактильно ощутить кисть, порисовать. Так автомобилисту хочется рулить. В такие моменты я дочке хотя бы кошечку рисую – потому что уже, оказывается, соскучилась по работе!
Дарья Семёнова
Фото Марии Макаровой