Начало актерского пути – самое волнующее время. Для Виктории Кизко, восходящей звезды Театра им. Гоголя, этот путь начинается поистине захватывающе. Уже сейчас у выпускницы Щукинского училища несколько ярких ролей в репертуаре: Елена в шекспировском «Сне в летнюю ночь», Глаша в «Грозе», Анна Николаевна в «Дядюшкином сне», на подходе спектакль по произведениям Василия Шукшина, а также проекты в других коллективах. Кажется, что у этой яркой, красивой эмоциональной актрисы впереди долгая и счастливая дорога в профессии, ведь для успеха у нее есть все: внешность, характер, интеллект и, конечно, вера в свое призвание.
– Вы пришли в актерскую профессию не сразу, а после нескольких лет учебы в другой сфере. Как это произошло?
– Стать актрисой я решила абсолютно спонтанно: в том возрасте, когда маленькие девочки хотят стать феями, я мечтала быть стоматологом. Позднее, когда все захотели пойти в супермодели, я ни с того ни с сего задумалась о профессии логиста. А когда мои сверстники определились с направлением и выбрали какие-то реалистичные цели, я вдруг решила, что пойду по артистической стезе. До сих пор не могу понять, как это произошло! У мамы была турфирма, и мы очень часто ездили на спектакли и различные мероприятия в Москву. В детстве первым театром, куда я попала, был Театр им. Пушкина: я влюбилась в него и до сих пор обожаю. Мне тогда было лет пять. Я этого не помню, но мама рассказывает, что я, выйдя из зала, сказала: «Это самый лучший день в моей жизни!» Но, когда пришло время выбирать вуз для поступления, я приняла решение попрощаться с наивными фантазиями и записалась на курсы журналистов.
Поступила на журфак, стала учиться, но жизнь сама повела меня по другому направлению: позже я все-таки решилась пойти в театральный вуз и сделала это далеко не с первой попытки. Очень верю, что твое от тебя не уйдет. Моя жизнь в этом смысле показательна. До того, как поступить в ВТИ им. Щукина, я поучилась чуть больше года в школе при «Гоголь-Центре». Сначала занималась у любимой и прекрасной Иры Выборновой, потом – у Кирилла Ковбаса, с которым мы, как и с Ирой, сегодня коллеги по театру и играем в спектакле «Сон в летнюю ночь». Не знаю, как все это случилось, наверное, это судьба.
– Часто бывает наоборот: не поступившие в театральный вуз абитуриенты идут в журналистику. Им, видимо, кажется, что это схожие профессии.
– Среди моих знакомых артистов действительно очень много тех, кто учился на журфаке, потому что не поступил на актерское отделение. Но мне кажется, это из-за ЕГЭ: ты сдаешь литературу и другие гуманитарные предметы, а не так много специальностей, куда потом можно пойти с этим набором. Хотя журналистика – тоже творческая профессия, безусловно. Думаю, многие актеры смогли бы стать прекрасными журналистами. Кроме того, у нас в театральных вузах недостает общеобразовательной программы. Да, история театра, как и вся теория, преподается на высшем уровне, но можно давать и более широкий спектр знаний.
– Бытует мнение, что актерам интеллект не так уж и необходим.
– Я еще неопытная артистка (хотя мне уже не так мало лет), делаю свои первые шажочки в профессии, но уже сейчас абсолютно убеждена, что интеллект актеру необходим. Возможно, есть какие-то амплуа, где без этого можно обойтись, но все равно знания лишними никогда не будут. Любая крупица важна при разборе роли. Сколько сил ты потратишь, чтобы погрузиться в материал, столько к тебе и вернется в твоей игре. Образ, манера говорить, понимание сути зависит от этой подготовки. Это и загадку какую-то добавляет, и вообще из зала всё видно. Я все стараюсь брать в копилочку: и то, что была ведущей кулинарных мастер-классов, и три курса журналистики, и «Gogol School». Так развивается эмоциональный интеллект, и это многое дает. Конечно, не всегда у тебя есть силы читать учебники и литературу, но на журфаке я уже успела кое-что изучить. Тогда я каждый день ездила на электричке из Сергиева Посада в Москву и обратно и очень много читала (это мне больше всего помогло в учебе, особенно в теоретических предметах). В любом случае, я не жалею ни о каком своем жизненном этапе. Не знаю, к чему еще меня судьба приведет.
– Расскажите подробнее о кулинарных мастер-классах – это неожиданно.
– Моя подруга подрабатывала в компании «CulinaryOn», где предлагают кулинарные мастер-классы в формате шоу. Я как раз в то время пробовала поступить в театральный вуз и жила у нее. (Я была такой домашней девочкой! Меня мама до 19 лет отпускала гулять максимум до 11 часов вечера. Впервые я ночевала не дома в день после переезда в Москву). Мне было одиноко, грустно и нечего делать, и подруга предложила мне тоже устроиться туда – и меня взяли. Это потрясающее место! В итоге осталась в компании на три года, говорила в микрофон: «Друзья, смотрите, как наш шеф-повар будет готовить пасту!» (Кстати, так я научилась готовить свое коронное блюдо – ризотто). Там была удивительная атмосфера любви, и эти невероятные эмоции мы дарили участникам. Это общение сильно помогло мне раскрепоститься, ведь я всегда была скромная и до сих пор такой остаюсь (…скромно сказала я!).
– Казалось бы, у вас и без актерства была насыщенная интересная жизнь, и все-таки вы решили ее изменить.
– Я часто ходила в театр, смотрела кино, стараясь погружаться в материал и анализировать, но что меня привело к тому, чтобы поменять профессию, – не могу вам сказать. Помню, однажды утром я проснулась и решила, что надо позвонить в приемную комиссию. Первую программу мне помогала готовить одна подруга, потом – другая. Позже я познакомилась с прекраснейшим режиссером Аленой Анохиной, долгое время преподававшей в Школе-студии МХАТ. Безмерно ей благодарна до сих пор! Думаю, она меня и огранила окончательно для поступления и учебы.
В каждый институт была своя программа: очень важно подстраиваться под мастера, потому что все на свое реагируют. Сама бы я до этой мысли не скоро дошла, но мне подсказала Алена Васильевна. Например, мой мастерАнна Леонардовна Дубровская считает (и я с ней абсолютно согласна), что артистка – сто процентов! – должна уметь плакать. Так я и читала стихотворение Апухтина «Сегодня, проезжая мимо…», и слезки катились по щекам. Для прозы взяла отрывок из «Тихого Дона», где Дарья соблазняет свекра. Что касается басни, то и с ней вышло спонтанно: однажды проснулась и поняла, как надо ее читать, чтобы получалось смешно.
– Поступали целенаправленно, или куда возьмут?
– В год поступления я пробовалась только в трех мастерских: у Александра Коручекова, Евгения Каменьковича и Анны Леонардовны. К ней, кстати, я идти не хотела, потому что за год до этого была на третьем туре у Валентины Петровны Николаенко, у которой тогда были проблемы со здоровьем, и абитуриентов слушала как раз Дубровская. Мой друг, учившийся в «Щуке», отсоветовал мне показываться: якобы она не пропускает красивых девочек, и шансов нет. А у меня в то время все в жизни складывалось очень хорошо (хотя я «слетела» у Золотовицкого, у которого мечтала учиться), и я решила, что и не надо – и не пошла на экзамен.
И вот через год – опять Дубровская. Тот же мой друг на этот раз стал меня уговаривать показываться, сам записал меня к ней. И с первого тура у нас случился невероятный контакт. Я посмотрела в ее глаза – и «пропала»! Еще на прослушивании Анна Леонардовна сказала: «Ты поступай пока, но, я думаю, у нас все сложится».
– Что вам помогало не опускать руки в течение этих трех лет?
– У меня разные периоды были. В один момент я решила, что больше не хочу и не буду поступать, потому что это очень сложно. Ты ведь разные комментарии получаешь от педагогов. Какие-то слова тебя заряжают, дают надежду. Должна быть вера в то, что это – твое, и еще ты всегда должен иметь пути к отступлению. Нужно учитывать, что может и не получиться. Я все равно хотела попасть в эту профессию, но рассматривала и вариант с тем, чтобы учиться на кастинг-директора. Мне хотелось стать частью мира искусства. И в то же время я понимала, что на этом свет клином не сошелся. И вот тогда-то, когда я это осознала, все и произошло.
У нас на курсе было достаточно много взрослых ребят – человек семь, мне кажется. В учебе все индивидуально: кто-то внутренне позже созревает, кто-то раньше. Бываети так, что человека отчисляют, он поступает заново, и дальше его путь прекрасен. Артисту нужен период сомнений и неуверенности, да и вообще надо что-то за душой иметь.
– Родители сильно переживали во время этого периода метаний?
– Им я безумно благодарна. Возможно, это как раз небольшой провал в моей биографии, но они никогда меня ни к чему не принуждали, не заставляли ходить на курсы. Я занималась только тем, чем хотела. Правда, папа до сих пор иногда бухтит, что надо было хотя бы диплом журфака получить, на что я возражаю: «Но я ведь уже актриса Театра им. Гоголя! Можно немножко выдохнуть». Моя семья абсолютно не связана с искусством – для них это иной мир. Хотя мама, конечно, бывает на всех моих спектаклях с толпой подружек. Папа еще ни разу не пришел: не потому, что он меня не любит, а просто к театру относится без большого интереса.
– Наверняка при поступлении в вас видели героиню. Педагоги оказались правы?
– При моих внешних данных и программе, с которой я поступала, мне действительно был уготован путь героини. Но характерные роли (не суперострые, правда) даются мне проще, нежели лирические. В отрывке из «Каменного гостя» я играла донну Анну – так я боялась, что меня отчислят! Может, Анна Леонардовна так и хотела сделать, потому что у меня мало что получалось. «Вика, плачь!» А я не знала, почему я должна плакать, если мне не грустно. Потом, поняв, что меня нужно вести не в ту сторону, она начала давать мне роли иного плана. Иногда это получалось случайно. Например, педагог, которому я тоже очень благодарна, Юрий Федорович Титов из «Мастерской Петра Фоменко» – молодой, талантливый, прекрасный – репетировал со мной и моим партнером отрывок из «Анны Карениной». Это был эпизод со Стивой Облонским и Долли. Титов сумел разглядеть во мне другую краску и сделал сцену очень фарсово. Весь отрывок я провела в истерических комических всхлипываниях, «прокачала» навык пускать слезы на раз. Так и появилась моя характерность (я сама ее за собой не замечала), и это помогло мне поступить в Театр им. Гоголя, потому что я именно с этим материалом показывалась.
– Принято считать, что «Щука» дает школу представления. Для вас это так?
– Я считаю, что театральный институт им. Бориса Щукина – лучший. К счастью, мне удалось это понять (правда, уже когда попала в театр). Наша школа исключительна и прекрасна тем, что мы во время обучения работаем с огромным количеством педагогов, и все они абсолютно не похожи. Есть «мастодонты», есть и молодые. К нам приходят артисты вахтанговского театра, «Мастерской». (Я, например, работала с Кириллом Альфредовичем Пироговым). Мы отовсюду берем по чуть-чуть, вбираем в себя разное. Возможно, нам действительно прививают школу представления, но оно же невозможно без проживания. Мы просто исповедуем более яркую форму.
– Какова бы ни была школа, на практике часто все оказывается чуть иначе. Помните свои ощущения при первом выходе на профессиональную сцену?
– В первый раз я вышла на сцену еще в «Театральном ковчеге» – коллективе моего родного города, где я занималась в студии. Потом в «Gogol School» участвовала в спектакле Юлии Ауг «Злачные пажити», который был представлен в рамках фестиваля «Маска плюс». Это был новосибирский проект, но массовку не привозили, а набрали у нас. Я впервые в жизни тогда плакала от счастья на поклонах, хотя выходов у меня было всего ничего. Но я запомнила навсегда эти ощущения. А осознанно играла уже в Театре им. Гоголя в премьере «Сон в летнюю ночь». (Так получилась, что я во время учебы, в отличие от моих сокурсников, не работала в постановках Театра им. Вахтангова. Я не очень танцующая и поющая, кроме того, когда отбирали ребят для участия, я была занята на других проектах. Сыграть там что-нибудь было бы здорово, но я не очень жалею, что не сложилось). Было ужасно волнительно, тем более у меня такая большая роль – Елена. Она и сама по себе безумно сложная, да это еще и моя первая работа на профессиональной сцене. Я была на тот момент единственной студенткой в труппе. Это накладывало дополнительную ответственность, ведь у всех моих коллег был опыт, а у меня-то – с гулькин нос. Здорово, что Антон Юрьевич в итоге довел нашу постановку до выпуска. На первой репетиции было очень страшно, а потом стало легче. Яковлев всех нас любит, с ним чувствуешь себя в безопасности. Я работала с ним уже дважды и теперь на выходах не особо нервничаю (даже ругаю себя за это), потому что абсолютно защищена. Хорошо, что есть люди, которые смотрят на тебя добрыми глазами.
– Как вы попали в этот коллектив?
– Я пришла на прослушивание. Мы тогда с курсом наугад отправили анкеты в театр. Никому не ответили, но мой партнер подумал, что это, должно быть, какая-то ошибка, стал заваливать письмами администрацию, названивать. Нас двоих пригласили в качестве эксперимента, потому что студентов тогда не отсматривали. Мы пришли с отрывком как «Никита Мареев плюс один». В итоге меня пригласили на второй тур, потом я показалась с другим отрывком, а дальше даже не знала, что попала в труппу. Я улетела на гастроли в Нальчик, и по дороге из аэропорта обратно мне пришло сообщение с приглашением на встречу с директором. Пришла в назначенный день, объяснила, что еще студентка, а Александр Сергеевич предложил на следующий день прийти на сбор труппы. Я была уверена, что сижу в зале просто как приглашенный гость, но вдруг назвали мою фамилию. Как я удивилась! Для меня это было полной неожиданностью. А вскоре меня распредели в «Сон в летнюю ночь», и я больше не пробовалась в театры, хотя иногда помогала однокурсникам. (Кроме того, у меня сперва были сомнения, ведь в Театре им. Гоголя было мое первое прослушивание, но очень быстро я поняла, что хочу остаться именно здесь). У нас чудесная атмосфера, и все чувствуют, как нам тепло и хорошо вместе (а у нас в труппе много разных поколений). Это было особенно ценно в первое время, когда по поводу театра было много хайпа. Сейчас эти разговоры угасли, да и зрители начали активнее идти. «Гроза» пользуется большой популярностью, на «Портрете Дориана Грея» зал под завязку, вышло чудесное «Воскресение».
– Безусловно, у вашего театра был сложный период. Может, он еще и не завершен.
– Я очень любила «Гоголь-Центр». Это была невероятно талантливая команда, хотя мне не все их спектакли нравились (но многие и нравились, конечно). И какие у них были цеха! Безумное счастье, что они остались с нами, – это настоящие профессионалы. А артисты! Большая честь выходить на одну сцену с Андреем Ребенковым, Ольгой Николаевной Науменко и другими. Я была бы рада поработать и с теми, кто в итоге ушел, но все сложилось так, как сложилось. Для меня то, что звучало в общественном мнении, было странно. Да, у двух событий одна исходная точка, но они не взаимосвязаны. Яковлев не вытеснял Серебренникова с поста, новая часть труппы пришла сильно позже. Неужели было бы лучше, если бы на месте театра открыли торговый центр или кафе? Много критики раздавалось в наш адрес, и внимание было более пристальное, но мы же учимся, срабатываемся, двигаемся по шажочку в нужном направлении. Конечно, будут и победы, но будут и поражения – без них не обойтись.
– На этом пути многое зависит от художественного руководителя – Антона Яковлева.
– При первом знакомстве мы были очарованы Яковлевым – он невероятный, душевный. Доверие к нему возникает с первой секунды, ты чувствуешь его поддержку. Все от него в восторге (даже те, кто в итоге не вошел в труппу), благодарны ему. Он ведь всех слушает от начала до конца, а это не часто бывает. Что касается его спектаклей, то я видела «Дуэль» в МХТ, и мне она очень понравилась. У Кирилла Семеновича я смотрела только фильмы и считаю его безмерно талантливым. Но и Антона Юрьевича тоже! Режиссеры ведь все разные, а талант не сравним.
– Вспоминая ваши слова о любви к «Гоголь-Центру». Не было сомнений относительно театра, ведь очевидно, что Яковлев – режиссер абсолютно иной манеры, классической?
– А вы видели нашу «Грозу»? Это очень современный спектакль, со смелой формой. Антон Юрьевич сам написал инсценировку, в нее добавились некоторые персонажи (премьера носит название «Гроза. Искушение» – прим. Д.С.). Вы увидите экраны, услышите специально написанную для постановки невероятную музыку композитора Андрея Зубца. А какие костюмы создала Тамара Эшба! Просто блеск. Все сделано очень стильно, но при этом глубоко. Конечно, у кого-то могут возникать сомнения, но к искусству невозможно относиться категорично.
Мы очень любим играть наш спектакль, и он совсем не классический. При виде названия в репертуарном плане у меня как у ученицы вахтанговской школы никаких страхов не возникло, ведь я знаю, что любой материал можно поставить в самых разных вариантах. Может, легкий флер сомнения и был, но, пока не поймешь задумку режиссера, оно беспочвенно. А мне тем более выпендриваться не полагается. Я играю Глашу, но у меня выход практически в каждой сцене, за что я безумно благодарна Антону Юрьевичу. Ведь сначала я подрасстроилась от распределения: после Елены это было явное понижение. Но сейчас я свою героиню просто обожаю, не хотела бы играть никакую другую роль. Все рождалось во взаимном творчестве. Сперва мы показывали этюд, который Яковлев подправлял, расширял. У меня тоже были свои предложения, случались и споры. Но наш худрук всегда готов к диалогу и компромиссам, открыт, хотя иногда, если ему очень нравится какое-то решение, он на нем настаивает. Он ведь давно хотел поставить эту пьесу, и у него, конечно, были какие-то отправные точки.
– Казалось, первая премьера Яковлева в должности худрука «Сон в летнюю ночь» должна стать программной для театра, но этого, по ощущениям, не произошло.
– Изначально у «Сна» был другой режиссер. Но на финальном этапе получилось не совсем то, что хотелось бы видеть на одной из первых премьер театра, и за две недели до выпуска Антон Юрьевич взялся за эту работу сам. Он максимально видоизменил линию влюбленных, что-то подправил… Так что назвать этот спектакль определяющим для нас, наверное, нельзя. (Вот про «Грозу» можно так сказать). Но и на него приходит много людей, и здорово, что мы можем подарить им эту радость – сейчас это особенно важно. Может, он и не претендует на то, чтобы называться высоким искусством, зато заряжает хорошим настроением и эмоциями.
– Есть понимание, каким путем пойдет Театр им. Гоголя?
– Я не знаю, куда может двинуться театр, потому что для меня это первый опыт работы в труппе. Мы себя ощущаем студией, в шутку называем друг друга «яковлевцами», потому что Антон Юрьевич набрал 28 молодых артистов, и мы вроде как его курс. Мы чувствуем его любовь, но что будет в плане творчества, пока не понимаю. Наверное, «Гроза» и «Воскресение» задают направление. Мне кажется, все наши спектакли немножко нуарные. Хотя сейчас Александр Марин выпускает «Дядюшкин сон», где я тоже участвую, и это яркая, веселая, легкая вещь с глубиной. Думаю, мы стремимся именно добавлять глубины, но не забывать и о том, чтобы все было сделано стильно. Надеюсь, у нас все получится. Даже не так: я уверена, что все получится! Все предпосылки для этого есть.
Я так боюсь сглазить, но при всем внешнем давлении (видимо, это нас как раз и сплачивает) взрослые артисты нас сразу приняли очень хорошо. Все нам помогают, а атмосфера в труппе прекрасная, удивительная. Антон Юрьевич талантливо нас всех собрал, и никаких конфликтов пока нет. Все происходит в любви, радости, взаимопомощи. Дай Бой, так будет и дальше.
– Конечно. Однако нельзя забывать и о том, что актерская профессия чрезвычайно зависима, не все порой складывается так, как представляется, даже если для этого есть предпосылки. Судьба вашего педагога в этом смысле показательна.
– Анна Леонардовна с института начала сниматься, много играла, была очень востребована. Все большие артисты, приходившие к нам, пылинки с нее сдували, потому что она прекрасная женщина в чистом виде, со всеми нашими «штучками», невероятная актриса, педагог. Но в какой-то момент она отдалась преподаванию: бережет традиции, безумно любит институт, готова порвать всех, как тигрица, за своих студентов. Мы ее за глаза называли «Мать». Она и правда наша мама, может и поругать, но в обиду никому не даст. Она погружена в эту работу, наверное, у нее просто энергии не остается ни на что другое. Это ее выбор. Благодаря ей у нас оказался самый устроенный курс, всем она помогла найти свой театр.
– Прекрасно, что все у вас так хорошо складывается. И все-таки – есть понимание, что профессия ваша очень непростая?
– Каждый раз, приступая к работе, я чувствую, что у нас тяжелая профессия. Любую роль «родить» безумно трудно. Одолевают сомнения, мысли: «Может, я не там нахожусь, где должен?!» Но потом ты переходишь из состояния «ничего не получается» в другое – «что-то получилось!» И это перевешивает сложный репетиционный период. То, что ты играешь на сцене, – только верхушка айсберга, то есть всей подготовки. В этом процессе помогает все: подсказки режиссера, домашняя работа. Пока мы выпускали «Грозу», мне очень ребята помогали. У меня мало текста, но я почти все время нахожусь на сцене, и это было непросто, я сильно переживала. Сначала мне казалось, что меня и не видно, ведь у меня такие партнеры невероятные. Потом, когда я поняла, что все-таки видно, занервничала, что надо как-то расширять образ. Ты для этого и смотришь, и думаешь. Недавно, ложась спать, весь спектакль «Сон в летнюю ночь» в голове проиграла. Актерская профессия вживается в тебя и не отпускает. Поэтому и роль видоизменяется со временем. У меня так с Еленой произошло. Надеюсь, я с ней вырастаю, потому что пока это моя самая сложная работа. В линии влюбленных трудность в том, что событие произошло еще до того, как ты вышел на сцену. Получается, что-то тебя ошарашило, и ты должен сразу подобрать краску и эмоцию при выходе к зрителю. Это интуитивный поиск. А для каких-то ролей надо каждую деталь рассмотреть, найти закорючечки и сплести кружева. Тогда ищешь везде. Но у меня еще опыт не очень большой, не знаю, как будет дальше.
Дарья Семёнова
Фото Татьяны Ждановой и из личного архива Виктории Кизко