В ряд писателей, снискавших признание и в прозаической форме, и в драматургической, имя Михаила Булгакова вписывается совершенно органично, пусть сценическая судьба его пьес и не была столь счастливой, как у иных его предшественников.
Его театральное наследство насчитывает по крайней мере 20 законченных произведений – пьес, инсценировок, сценариев, оперных либретто. При жизни автора они не печатались и сохранились в разных вариантах и редакциях. Сегодня они хорошо знакомы читателю и зрителю, а некоторые даже переживают всплеск интереса. Так, «Зойкина квартира» в наши дни привлекает постановщиков в разных уголках страны, а ее перипетии кажутся вновь актуальными. История предприимчивой дамы, ради любви и красивой жизни за границей, куда не так-то просто попасть, организовавшей в собственном доме притон под видом ателье, может, и не характерна в деталях для нашего времени (во всяком случае, хочется надеяться на это), но вполне узнаваема. Была таковой она и в 1926 году. Но отношение к персонажам комедии с той поры сильно изменилось. Изучая сценическую историю «Квартиры», можно проследить социальные и идеологические сдвиги в обществе, происходившие в течение почти ста лет. В какой исторической точке находимся мы сейчас?..
_____
В 1920-е годы судьба пьесы была совсем не проста несмотря на то, что на протяжении двух сезонов она свыше 200 раз с триумфом прошла на сцене Театра им. Вахтангова. Причем трудности были связаны не только с постановкой, но и написанием: известны три варианта первой редакции и вторая окончательная редакция. В период 1925-1926 гг. шла активная работа над текстом, вносились изменения в количество и имена героев, несколько раз менялся финал.
Окончательный вариант увидели зрители, пришедшие на премьеру Алексея Попова. Режиссер формулировал идею постановки как треугольник, стороны которого – «пошлость, разврат и преступление». [Цит.по: Гудкова В.«Зойкина квартира» М.А. Булгакова // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. – М.: Союз театральных деятелей РСФСР, 1988. – С. 111]. Но такая конкретность замысла не исключала трагедийных мотивов: «Конечно, элемент трагического… не в том, что переживают персонажи (Гусь теряет любовницу, Обольянинов страдает от условий жизни, Зойку арестовывают, Гуся убивают), а в том, что люди скатились до пределов человеческого падения, внешне пытаясь сохранить фиговое достоинство». [Там же]. Артистам предписывалось не проявлять сочувствия к персонажам, заострены были даже внешние характеристики (Цецилия Мансурова играла с наклеенным «уточкой» носом, вызывая возмущение Михаила Булгакова). Тем не менее, актеры создавали обаятельные образы, о чем вспоминала Мария Кнебель.
Но рецензенты были беспощадны к премьере, состоявшейся 28 октября 1926 года. «Зойкина квартира» объявлялась «бесталанным, нудным пустяком». Это был, по мнению критика, «…либо веселенький фарс с клубничкой, либо сентиментальная драма с надрывами, убийством и ограблением. Или то и другое вместе». [Уриэль. Булгаков взялся за нэп // Комсомольская правда. – 13 ноября 1926]. «Театр сделал попытку превратить безнадежно-мещанскую пьесу путем сгущения ее мещанской сущности в орудие осмеяния тех, кто мерзость пытается объяснить своей маленькой пессимистической философией и оправдать лирическим примиряющим сочувствием». [Орлинский А. «Зойкина квартира» (Студия им. Вахтангова) // Правда. – 13 ноября 1926]. Интересно, что эти отзывы как будто полностью отвергали замысел Алексея Попова, согласно которому «подавать такие вещи (авантюризм, пошлость, разврат – прим. Д.С.) “мягко” и бить по ним “неуверенно”, значит, создавать пессимистический спектакль. Поэтому резец театра должен быть крепким и острым». Судя по некоторым воспоминаниям и отзывам, остроты и крепости и в самом деле не хватало, и в августе 1928 года коллегия Наркомпроса утвердила решение Главреперткома «об исключении из репертуара Театра им. Вахтангова пьесы “Зойкина квартира” за искажение советской действительности».
Однако несмотря на откровенно оскорбительную критику, в 1926 году «Зойкина квартира» была широко представлена на театральных сценах страны – в БДТ, Саратовском театре им. Чернышевского, Тифлисском рабочем театре, Крымском госдрамтеатре, Театре им. Луначарского в Ростове-на-Дону, Бакинском рабочем театре, Рижском театре русской драмы, Свердловском драматическом театре. Зрительский успех был очевиден. В Вахтанговской студии спектакли играли практически через день, так что через полгода он выдержал более ста представлений. Разумеется, Булгаков хотел видеть свои произведения и в театрах родного Киева и, параллельно с подготовкой к постановкам в Москве, предложил Театру Русской драмы те же «Дни Турбиных» и «Зойкину квартиру», что репетировались в МХТ и Театре им. Вахтангова, соответственно. В первый сезон коллектива, 22 октября 1926 года, за 6 дней до столичной премьеры Алексея Попова, спектакль об аферистке Зое Пельц (Валерия Драга) в постановке Юрия Соболева был представлен украинским зрителям. Новаторское художественное оформление в виде «неореалистической композиции комнат» осуществил Георгий Руди. Как писал М.Х. Шелюбский, «автор обнаружил живую наблюдательность при фиксации бытовых фигур “угарной” Москвы, придав своему калейдоскопу лишних людей чисто портретные черты» [Цит. по: Кальницкий М., Рогозовская Т. М. Булгаков и культурная жизнь Киева 1920-х – 1930-х годов // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М.: Союз театральных деятелей РСФСР, 1988. – С. 265]. Рецензент отметил достоверные актерские работы (были задействованы ведущие артисты труппы Николай Светловидов (Херувим), Григорий Долгов (Портупея – в раннем варианте пьесы), Сергей Юренев (Гусь)) и высокое сатирическое обобщение действа. Но в целом тон критики был необъективно негативен, и 4 ноября, после шестого показа, «Квартира» была снята с репертуара. Правда, судя по отчетам театра, пьеса успела обеспечить свыше трети месячного кассового сбора, не говоря уже про успех у публики.
Как бы там ни было, никакой зрительский ажиотаж не спас пьесу от остракизма. Период забвения на родине был долог: впервые «Зойкина квартира» была опубликована лишь в 1982 году в альманахе «Современная драматургия», так что новых постановок по произведению автора публике пришлось ждать почти 60 лет. (Правда, в парижском театре «Старая голубятня» комедия, более чем на треть сокращенная самим Булгаковым, была поставлена в 1937 году). Вернулся спектакль и на родную Вахтанговскую сцену – это произошло в 1989 году.
_____
Дипломная постановка студентов Щукинского училища вошла в репертуар театра на волне уже имевшегося зрительского успеха, претерпев лишь изменения в актерском составе: Юлия Рутберг вышла на первый план, став Зоей Денисовной, другие ее сокурсники остались на прежних ролях, а иные персонажи были переданы артистам труппы – Максим Суханов стал новым Аметистовым, Евгений Князев – отрешенным аристократичным Обольяниновым, Сергей Маковецким – пленительным Херувимом. Премьера возникла в афише как поиск «сегодняшней» темы и «сегодняшней» же интонации. О выборе материала тогдашний худрук коллектива Михаил Ульянов говорил так: «Сегодняшний день вызывает у драматургов оторопь. И новых пьес не так много. Булгаковская сейчас – актуальнее». Он подчеркивал, что режиссер Гарий Черняховский ставил «Зойкину квартиру» не «сатирическим шлягером», а с философским осмыслением. [Долгополов Н. «Зойкина квартира» во французском Сент-Этьене постоянно принимала гостей // Комсомольская правда. – 9 декабря 1989]. Рецензенты действительно отмечали, что «вдохновенной актерской легкости, гротеску, подлинной комедийности зрелища здесь соответствует трагичное мироощущение». [Агишева Н. Новые герои старой пьесы. «Зойкина квартира» на сцене Вахтанговского театра // Московские новости. – 19 марта 1989]. Зрителям предлагалось «сквозь трагифарсовую мишуру времени разглядеть …человеческую сущность» [Там же] героев.
Камертоном становится дуэт «Край мы покинем, где так страдали». Песни у рояля выводил почти бесплотный голос – пела окутанная полумраком Лиза в исполнении Ирины Климовой. Давняя постановка Алексея Попова решалась сатирически, без тени жалости к бывшим людям (как говорил Рубен Симонов, «разгул, кутежи бывших людей были последними судорогами уходящего, умирающего класса»). В 1926 году мечты о счастье, покое, любви казались мещанскими (справедливости ради, герои Булгакова вовсе не так возвышенны, и остросоциальная трактовка имела место быть), совсем не то – спустя 70 с лишним лет: «Тогда эти ценности были презираемы. Теперь они вновь желанны». [Агишева Н. Новые герои старой пьесы. «Зойкина квартира» на сцене Вахтанговского театра // Московские новости. – 19 марта 1989].
Сочувствие к людям, оказавшимся в непростой ситуации в непростое время – отличительная для тех лет интонация премьер по булгаковской пьесе. «Однако почему, чем дальше движется спектакль, тем сильнее и сильнее начинаем мы жалеть героев. Всех до единого!» – восклицал рецензент. [Хлоплянкина Т. Театр им. Евг. Вахтангова: «Зойкина квартира» // Вечерняя Москва. – 18 февраля 1989]. При этом критика (да, пожалуй, и режиссеры) будто не замечали сомнительности поступков и мыслей персонажей, главная из которых организует публичный дом, втягивая в преступное мероприятие беспомощных женщин, другой лишен каких бы то ни было принципов, без малейшего зазрения совести перебегая из одного лагеря в противоположный, третий – безвольный наркоман. В конце концов, неумение устроиться в новой жизни и нежелание делать это (или попытка устроиться, но недостойным способом) – вещи совершенно разные.
Впрочем, отрицать обаяние действующих лиц и присущие им таланты тоже неуместно. Так, Юлия Рутберг играла «смесь нахальства, изворотливости и умения “дать в лапу” кому надо», у Максима Суханова проявлялся булгаковский блеск. [Богарь И. По-вахтанговски! // Московская правда. – 21 февраля 1989]. В постановке администратор веселого дома представал не просто изворотливым негодяем – он казался «носителем некой дьявольщины в духе Коровьева и уж, конечно, напоминает порой своего последователя Остапа Бендера». [Аргус М. Из театрального дневника. Дуэль аплодисментов // Московский комсомолец. – 12 февраля 1989]. Именно он становился движителем сюжета, составляя достойную пару мадам Пельц.
Фарсовость, стремление решить спектакль в традициях комедии дель арте (вернее, ее символисткого преломления, характерного для начала прошлого века) придали ему изящество, усиленное сценографией Олега Шейнциса. На сцене царил полумрак, прорезываемый красным занавесом. Мерцал свет, выхватывая зеркальный шкаф и стулья с выгнутыми спинками, в углу притаился рояль. В этой изысканности, столь далекой от лубочности нэпа, было что-то отчаянное, и очень чувствовалось, что «режиссер видел обреченность Зойкиной квартиры, понимал судорожность веселья ее разношерстных гостей». [Богарь И. По-вахтанговски! // Московская правда. – 21 февраля 1989].
Параллельно с Театром им. Вахтангова постановку «Зойкиной квартиры» осуществлял и МХАТ им. Горького. Это была первая работа Татьяны Дорониной в качестве худрука нового (старого) коллектива, она же исполнила роль мадам Пельц. Здесь сочувствие к персонажам так же становилось основной идеей действа, сильна была и нотка горечи по отношению к Москве, «которую мы потеряли», а сатирическая интонация уже почти не слышалась. Интерьеры богатого дома 1920-х годов, превращающегося в респектабельное с виду ателье с венскими зеркалами и белым роялем, выстраивали декорации Энара Стенберга, костюмы создавали признанные мастера жанра Виктория Севрюкова и Елена Ярочкина. Артисты заботились о типажах и ассоциациях, тем более, что прототипы у героев, как это характерно для автора, были. Так, Зойка представала дамой не столько из сочинения Булгакова, сколько эстета Мариенгофа, а томный аристократичный Обольянинов вполне мог мелькать на страницах романов конца XIX века. Писали о премьере немного (возможно, потому что состоялась она на излете сезона, 22 июня 1989 года), но достаточно одобрительно. «Спектакль хороший – течет ровно, как и должны течь подобные спектакли. Осмелюсь даже предположить, что смотреть его интереснее, чем ту же пьесу в Вахтанговском», – сообщал рецензент спустя несколько лет после первого показа. [МХАТ им. А.М. Горького // Центр plus. – 1994. – №16, апрель]. На какое-то время он исчезал из афиши, но в декабре 2018 года был возобновлен Валентином Клементьевым и Михаилом Кабановым с Ириной Фадиной в главной роли, сегодня его вновь нет в репертуаре театра.
_____
Другая судьба оказалась у спектакля Театра «Эрмитаж» в постановке Михаила Левитина. В 1998 году он представил зрителям булгаковскую пьесу, не прибегая к обычным для себя текстовым дополнениям, что, однако, не сказалось на длительности спектакля – 3 часа и 20 минут. Режиссер верно подметил трагедийные нотки и соединил их с очевидной фарсовостью ситуаций. Рецензенты отмечали связь премьеры с традициями комедии дель арте. Так, роскошная Зойка (Любовь Полищук) напоминала Коломбину, печальный морфинист Обольянинов (Борис Романов) выступал в роли Пьеро, а пройдоха и плут Аметистов (Анатолий Горячев) ассоциировался с шустрым Арлекином. В шикарной квартире, выстроенной на сцене Гарри Гуммелем, царила восхитительная Зойка, остальным же отводились яркие миниатюры. Среди них – «горничная Манюшка-матрешка (Ирина Богданова), растрепанная и громкоголосая, и ее китаец Херувим (Андрей Соколов), очень длинный для представителя своего народа, управдом Аллилуйя (Александр Пожаров) с жаргоном дворника, фарфоровая куколка Алла Вадимовна (Ирина Качуро) с внешностью звезды немого кино, выходы “манекенщиц” ночного ателье – неудовлетворенной мадам Ивановой (Дарья Белоусова), Мымры (Екатерина Тенета), ощущающей себя великосветской дамой, великовозрастной нимфеточки Лизаньки (Лариса Панченко)». [Солодова О. Трагедия с квартирным вопросом // Культура. – 1998. – № 18, 21-27 мая]. Калейдоскоп смешных эпизодов оттенял сочувственный взгляд постановщика, смотревшего на героев, «идеализируя происходящее с грустью взрослого, вспоминающего школьные годы». [Там же].
Спектакль до сих пор стоит в репертуаре, чем, к примеру, не может похвастаться гораздо более поздняя премьера МХТ им. Чехова, осуществленная в 2012 году Кириллом Серебренниковым. Это был музыкальный спектакль (на главную роль была приглашена звезда мюзиклов Лика Рулла), игравшийся при участии Московского ансамбля современной музыки во главе с Дмитрием Власиком, сделавшим оригинальную аранжировку звучащих со сцены мелодий. За основу режиссер взял песни Берлинского кабаре 1920-х – 1930-х годов – периода «накануне наступления фашизма, когда в воздухе еще носились остатки либерализма» [Кирилл Серебренников: «Опасно открывать двери чужим» // Ваш досуг. – 30 мая 2012], – а лейтмотивом стали романс «Не пой, красавица, при мне» и многократно повторяемая ария Мефистофеля «Люди гибнут за металл». Тексты к зонгам написали Игорь Иртеньев и Владислав Маленко, так что идейная направленность премьеры была задана даже в том, что касается лирики. Впрочем, лирическая интонация не была характерна для пьесы, изобилующей острыми злыми монологами и гротесковыми ситуациями, но постановщик заострил и сделал злее и гротескнее все, что смог, не забыв и о политической повестке.
Авантюрист Аметистов (Михаил Трухин) веселил публику эстрадным номером, слой за слоем снимая с себя одежду и обнаруживая на теле то белую ленту, то георгиевскую, пока наконец не оказывался в майке с портретом Владимира Путина (к слову, похожий трюк, но с красной рубашкой под френчем, проделывал Рубен Симонов в постановке 1926 года). Можно представить, как звучала из уст Обольянинова (памятный в том числе и активной гражданской позицией Алексей Девотченко) эффектная фраза: «Эта власть создала такие условия жизни, при которых порядочному человеку существовать невозможно». Кроме того, по прозорливому замечанию Романа Должанского, «не случайно так остро подаются реплики про отъезды, визы и документы, а в программке “Зойкиной квартиры” помещена фотография табло вылетов международных рейсов». [Должанский Р. Спектакль для несогласных. «Зойкина квартира» в МХТ им. Чехова // Коммерсант. – 18 июня 2012]. Рецензенты в один голос определяли идею спектакля как наступление диктатуры и даже зарождение фашизма (в современной России, надо полагать, о чем косвенно говорил и сам Серебренников), от которых нужно бежать, как бежали в булгаковские времена за рубеж несогласные. Интересно, что проститутки, морфинисты, взяточники и содержатели притонов сочувственно приравнивались критиками едва ли не к несчастным пассажирам Философского парохода, режиссер же очевидно не возражал: «Для героев своей пьесы Булгаков не жалел сатирических красок, но, спустя годы и в другой ситуации, для меня и сама Зойка, и Обольянинов, и Аметистов достаточно симпатичные люди, в них чувствуется боль и человеческая незащищенность перед временем и надвигающимися испытаниями». [Музыкальную версию пьесы «Зойкина квартира» покажет МХТ им. Чехова // РИА Новости. – 9 июня 2012].
Сценографическое оформление спектакля (в этом качестве также выступал Кирилл Серебренников) тоже актуализировалось. Белая сценическая коробка, двигающаяся вокруг своей оси и вперед-назад, символизировала хрупкость мира героев и их изоляцию от того, что составляло предмет их мечты. (Надо заметить, порой на этот счет делались почти комические выводы. Так, одна из рецензий сообщала, что «герои в заложниках у двух страстей, тоски по загранице и жажды денег. Ни одну, ни другую они победить не могут, и в итоге терпят крах по всем фронтам; при всей многослойности и сложности эффектов конечный смысл нового спектакля Серебренникова предельно прост». [Берман Н. Песни и танцы будущих эмигрантов // Газета. – 9 июня 2012]. Видимо, неприятный для автора «конечный смысл» заключался в том, что безоглядное бегство из страны и стяжательство, увы, по-прежнему наказуемы). Разумеется, не обошлось и без видеоинсталляций: в первой мизансцене на одну из стен проецировались черно-белое изображение геометрических фигур, налетающих на героев. Его «продолжением можно считать появление живых фигур с черными шарами вместо голов» [Должанский Р. Спектакль для несогласных. «Зойкина квартира» в МХТ им. Чехова // Коммерсант. – 18 июня 2012], призванных обозначать сотрудников МУРа, в коих угадывались современные офицеры ОМОН. Но были и более тонкие и интересные придумки, среди которых – присутствие героини, персонифицирующей ту самую Квартиру: Татьяна Кузнецова отрешенно бродила среди интерьеров, в финале оставаясь на планшете в одиночестве, что не только обозначало крах и гибель персонажей и их идей и желаний, но и позволяло провести параллель с чеховским Фирсом и соответствующими мотивами.
Но сентиментальной грусти в постановке было мало, а немногое из присутствовавшего выхолащивалось фокусами комикующих артистов. Неудивительно, что традиционалист Сергей Женовач в недолгую пору своего руководства МХТ в 2021 году снял спектакль с репертуара после почти 9 лет его существования.
За 2 года до этого, в мае 2019-го, вышла к зрителям «Зойкина квартира» Олега Анищенко в Театре на Юго-Западе. Режиссер определил ее жанр как «почти комедию», сделав «из пьесы шоу, ввернув зажигательные танцы (хореограф Артур Ощепков), песни, виртуозные драки героев, акробатические трюки и элементы китайского боевого искусства» [Бояркина Н. «Зойкина квартира». В Театре на Юго-Западе сыграли премьеру // АиФ. Мой район. – 8 июля 2019]. Кому-то показалось, что времена НЭПа уж очень напоминают отечественные 1990-е [Пономарева Е. «Зойкина квартира», Игра навылет // Театральная афиша. – 2019. – № 10, октябрь], но, чтобы ни определяло интонацию спектакля, она получилась предельно жесткой и дерзкой. Хотя впечатление парада аттракционов главенствует: наряду с вышеназванными придумками на сцене представлены театр теней, эротическое дефиле модельщиц, перверсия (дам, выбирающих платья, играет трио мужчин), скабрезные частушки и др. Но заостренность характеристик персонажей – качество, в современных трактовках булгаковского произведения дефицитное. Зоя Денисовна Пельц (Карина Дымонт / Любовь Ярлыкова) – сочная и демоническая фам фаталь, умная, предприимчивая и умеющая правильно оценить свое положение женщина. Однако это не помогает ей в отношениях со слабовольным Обольяниновым (Владимир Курцеба), беззастенчиво использующим ее ради дозы морфия. Изуродовавшая свою жизнь ради безответной любви и иллюзорной мечты героиня в финале очень ясно понимает, что все ее усилия – тлен и дым.
Дым, кстати, самый настоящий: режиссер заменяет концовку пьесы финалом другого произведения Булгакова – «Мастер и Маргарита». Прекрасная Зойкина квартира (в которой, к слову, и были только зеркало да пара подиумов) сгорает дотла, что остроумно рифмуется с первой авторской ремаркой: «В окнах пылает майский закат. За окнами двор громадного дома играет, как страшная музыкальная табакерка». Мир бывших людей обречен на гибель, и дело зрителя – жалеть ли о нем или радоваться очистительной силе огня.
_____
Постановка Олега Анищенко до сих пор в репертуаре. Играется и спектакль Михаила Левитина, со дня премьеры которого 6 марта нынешнего года исполнилось 25 лет. О чем же говорит он сегодня, в чем его привлекательность для публики?
В 1998 году режиссер не хотел быть резким в оценках. В наши дни эта концепция уже не кажется очевидной, но в работе по-прежнему явственно звучит нота сочувствия. Прежде всего – грандиозной Зое Денисовне (Дарья Белоусова), предстающей не столько «чёртом» и авантюристкой, сколько несчастной женщиной, пытающейся спасти любимого мужчину – слабого, безвольного и не достойного ее «бывшего графа» Павла Обольянинова (Александр Ливанов), морфиниста, сноба и, кажется, дурака. Он, конечно, причисляет себя к порядочным людям, но у зрителя может вызвать разве что несколько брезгливую жалость. Он – та самая «бывшая курица», которую демонстрируют в зоологическом саду, уходящая натура, песчинка от глыбы рухнувшей империи и далеко не лучшая ее часть. Но мадам Пельц трагически влюблена и несообразностей не замечает.
Проблема потери персонажами нравственных ориентиров затушевана, и Павел Федорович, в наркотической ломке падающий на пуф, и мартовская кошка Алла Вадимовна (Ирина Качуро), накупившая на отсутствующие деньги нарядов, и Борис Семенович Гусь (Сергей Олексяк), мечтающий бросить высокую должность, доходы, жену и детей и махнуть в Париж с той же легкомысленной Аллой, вызывают симпатию (пусть и сыграны эти герои не так чтобы тонко). Конечно, по-человечески их беды понятны, а жалеть можно даже за глупость. Кто-то, возможно, ассоциирует этих несчастных с сегодняшними инфантильными гражданами, растерянно мятущимися между жерновов истории и идеализирующими условные парижские бульвары, а посему тоже сочувствует.
Нельзя сказать, что такая трактовка противоречит Булгакову: в конце концов, «острого резца» требовала критика, а не автор. Так что история о том, как любовь сильной женщины в условиях социального кризиса может погубить и женщину, и любовь, и экономическое предприятие, вполне имеет место быть. Были, есть и будут выдающиеся красавицы и умницы Зойки, не разбирающие средств для воплощения своих желаний. Мечты мадам Пельц реализовываются поистине артистично. Нужна для этого квартира с множеством комнат – зубами ее отстоят в ситуации всеобщего уплотнения! Не погнушаются и номера купюр записать, которыми взятку дадут мямле и глупцу председателю домкома, и прислугу Манюшку (Ирина Богданова) в племянницы зачислить, и прописать на жилплощадь первого встречного проходимца.
Проходимец этот, впрочем – старый знакомый Зои: шулер, вор, многократный перебежчик от красных к белым и обратно, мастер на все руки Аметистов (Владимир Шульга). Это грязный, развязный и бесконечно вульгарный тип, пробравшийся в Москву буквально в обносках (на артисте в его первой мизансцене наверчены немыслимые тряпки, а голову венчает подобие бурнуса). Естественно, он с восторгом входит в рискованное предприятие и ставит его на широкую ногу, попутно разживаясь брюками, деньгами и надеждами, которым не суждено сбыться.
Среди мошенников – и парочка китайцев Газолин (Алексей Шулин) и Херувим (Евгений Фроленков). Последний из относительно мирной прачечной, приторговывающей кокаином и морфием, перемещается в Зойкину развеселую квартиру, где быстро скатывается к грабежу и убийству. Этот финал был вполне предсказуем, ведь стяжательство очередного бесштанного персонажа (артист с удовольствием совершает прыжки в стиле кунфу-фильмов, демонстрируя накачанные ноги, не прикрытые белой рубахой), его угодливая интонация и жестокость не скрываются ни пьесой, ни спектаклем. Коса, халат, поклоны, азиатские мелодии, ароматические вещества, треугольные флажки и огромная позолоченная статуя Будды – ничего не забыто в решении этой этнической (и в определенном смысле стильной) части постановки, однако к концу действа возникает ощущение, что китайской темы было многовато.
Многовато и пикантного (а вернее, вульгарного, скабрезного), хотя «демонстрация мод» с участием «манекенщиц» сделана остроумно – три образа: «кокаинеточка» Лиза (Мария Глянц), инсценирующая песню Вертинского в исполнении облаченного в желтое жабо и парик Аметистова, дебелая Мымра (Екатерина Тенета) с пародийным «трагическим» номером про хризантемы, «испанистая» мадам Иванова (Александра Володина-Фроленкова) со страстным танго – и продуманность каждого эпизода создали абсолютно законченную миниатюру, отвечающую духу пьесы. Но гулянье на квартире толпы второстепенных персонажей выглядит излишним. Кто-то валяется на полу в пьяном угаре, кто-то танцует с великолепной Зоей Денисовной (но она и действительно великолепна, и ее реплика «я стара» кажется кокетством), кто-то распевает глупые частушки...
А вот другая мизансцена – к слову, очень красивая – обладает идейным содержанием: в ней Алла в прелестном воздушном платье с розовым шарфом (художники по костюмам Светлана Калинина и Ирина Белоусова) поддается дьявольским чарам Зои и продает себя ради возможности уехать в Париж к любимому мужчине. Сперва несчастная жертва любви к праздному житью и тряпкам от французских модельеров сопротивляется и лжет, но вдруг, размягчившись сердцем при виде туалетов от-кутюр, сдается и с восторженным криком: «Зойка, вы – чёрт!» – вскакивает на пуф, экстатически вытянувшись к небу. Вместо солнца выступает изумительной работы ажурная люстра, опускающаяся к женщине с потолка и заключающая ее в изысканную клетку, так что героиня отчетливо напоминает цветастую райскую птичку. Тут бы, по словам классика, скорее свернуть головы канарейкам, но Михаил Левитин им сочувствует, равно как жалеет и бывших кур, то бишь графьев.
Словом, спектакль «Эрмитажа» – о жалости к слабым людям и восхищении и даже преклонении перед любящей Женщиной. Дарья Белоусова играет крупными мазками и невольно привлекает симпатии на сторону своей героини несмотря на то, что Зоя Денисовна – откровенно криминальная баба, устроившая в квартире притон и прикормившая китайскую мафию, естественно организовавшую убийство, грабеж и последующий побег в «Санхай» с растерявшейся Манюшкой. Мадам Пельц спровоцировала уголовщину, пригрев у себя омерзительного Аметистова, и слишком заигралась в «лечение» Оболянинова с помощью наркотиков. Под раздачу попал и Аллилуйя, погоревший на взятках, и гости веселой квартирки, вынужденные отправиться на допрос в милицию, и бедолага Гусь, обнаруживший свою Аллу в качестве «гвоздя» этого похабного действия и нелепо погибший от ножа малограмотного жадного китайца. На таком мерзком фоне развернулась эта драма в изумительных интерьерах Гарри Гуммеля (фиолетовый занавес скрывает квартиру, убранную богатыми тканями, сияющим столовым серебром, таинственно сверкающим зеркальным шкафом в глубине, а альков хозяйки устроен в нише и обрамлен створками окон так, что персонажи размещаются в нем будто нарисованные фигуры на полотнах модернистов), одетая в ворох сказочного тряпья, напоминающего райское оперение. Но это не сказка, а мучительная иллюзия, где вместо вымечтанных сиреневых бульваров героев ожидают сиреневые трупики, о которых так эстетично и стильно пел Вертинский, сменявший, кстати, дивную заграницу на прозаическую Москву. Он-то и был прав, как показала история, а маленькая правда кур и канареек оказалась жалка и не так уж и правдива.
_____
Но этот спектакль несмотря на более чем солидную сценическую жизнь по-прежнему обаятелен и в чем-то очень убедителен (в первую очередь благодаря игре Дарьи Белоусовой), поскольку режиссером точно выстроена его концепция и четко проведена психологическая мотивационная линия. К сожалению, нельзя сказать того же о премьере Театра им. Пушкина, состоявшейся на излете сезона 2022/23 – 13 мая. Евгений Писарев настолько увлекся отделкой эпизодов постановки, стараясь каждый превратить в законченный эстрадный номер, что потерял из виду целое. И нуар, и трагикомедия, и стендап-шоу, и мюзикл – едва ли не все жанры оказались использованы для воплощения булгаковской пьесы. Но решения постановщика вторичны, а красивыми костюмами от Марии Даниловой не соединить разрозненных реприз.
Очень жаль, ведь Александра Урсуляк могла бы стать достойной Зоей Пельц, вписав свою трактовку в череду образов от разных актрис. Но она играет богемную штучку из «бывших», которой не к лицу крайние проявления: даже шиш председателю домкома она показывает элегантно и с шиком. Ироничный тон выбран Александром Дмитриевым, играющим графа Обольянинова, морфиниста и изнеженного аристократа, с ясным пониманием того, как исторически нелепа эта фигура, хотя и без осуждения. Аметистов (Александр Кубанин), в полном согласии с его жульнической сутью, представлен лихо, с комикованием. Разброс игровых рисунков всех занятых в спектакле артистов столь велик, что говорить об ансамблевости не приходится и в этом компоненте.
Следует констатировать, что эта красивая, большая, сверкающая во всех смыслах постановка, наполненная блеском, шелестом шелка, звоном бокалов, песнями (Анна Кармакова в роли легкомысленной Аллы Вадимовны, все деньги растратившей на наряды и не придумавшей ничего лучше, как пойти на панель – пардон, в ателье, поет не хуже примы театра), прыжками китайцев, один из которых, несмотря на очаровательное прозвище Херувим (Назар Сафонов), оказывается заурядным убийцей, не заключает в себе никакой идеи, уравновешивающей и объединяющей все части спектакля. К слову, некоторые из них гибнут втуне, как это происходит с персонификацией квартиры в исполнении Инны Кара-Моско, время от времени неприкаянно бродившей между пианино и диваном.
Что касается идейного посыла, то он так и остается не определен. Надо сказать, Евгений Писарев шикарной Зойке и ее неблагонадежному окружению не сочувствует и героями не выставляет. Тогда в чем суть? Чтобы жить красиво, как поет Александра Урсуляк? (Да, песня «Не мешайте мне сегодня жить» становится чем-то вроде рефрена постановки). Что ж, это тоже цель, хотя масштабы ее нельзя не посчитать разочаровывающими.
_____
Так из сатирико-обличительной комедии, каковой она задумывалась автором и первым постановщиком, «Зойкина квартира» трансформировалась в действо, потерявшее и острые характеристики, и резкую интонацию. В последнее десятилетие XX века она приобрела трагический и сочувственный тон в спектаклях Театра им. Вахтангова, «Эрмитажа» и МХАТа им. Горького; симпатизировала героям более поздняя постановка МХТ им. Чехова; Театр на Юго-Западе вернулся было к плакатной броскости пьесы, но уже премьера 2023 года в Театре им. Пушкина показала: клеймить людей, мечтающих о красивой жизни, искусство пока не готово. Прав был Михаил Булгаков: квартирный вопрос испортил москвичей. Сегодня кажется, что именно и только их.
Дарья Семёнова
Фото из спектаклей указанных театров